Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только до конца ли ты уверен, что рядом с тобой — преступник? Его реакция на твои высказывания может означать что-нибудь другое. Или тебе, зачарованному столькими совпадениями, в его поведении уже все начинает казаться подозрительным...
Я протянул руку и открыл бардачок.
В ту же секунду узкоглазый резко захлопнул его и гневно ощерился на меня:
— Не лазь по чужой машине! Тебя что, в школе вежливости не научили?
— Извините, — смиренно сказал я. — Я просто хотел посмотреть, есть там у вас подсветка или нет...
— Спрашивать надо, а не руки распускать! — проворчал он.
— А вы очень аккуратно ездите, — перевел я разговор на другую тему. — Где ж тогда крыло царапнули?
— Да это еще до меня царапнули, — махнул рукой он. — Прежний владелец. А у меня все руки не доходят ее заделать.
Ну да, как же — «до меня»! Царапина свежайшая, так что не надо меня дурить, дядя.
— Может, познакомимся? — предложил я. — Меня зовут Алик. А вас?
Он неуютно поерзал на сиденье и чересчур резко вильнул рулем, объезжая канализационный люк на проезжей части.
— А тебе не все ли равно? — грубовато сказал он наконец. — Или ты собрался до конца жизни эксплуатировать меня в качестве личного шофера?
— Конечно, нет. Ладно, не хотите — как хотите... По доверенности ездите?
Он бросил на меня откровенно-злобный взгляд.
— Слушай, парень, а тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
— Почему бы и нет? — пожал плечами я. — Профессия такая..
Он аж съежился весь от моих слов.
— Какая?
— Служебная тайна, — подмигнул я.
— Понял, — отрывисто сказал он и замолчал.
Я нарочно отвернулся в окно, давая ему возможность бросать на меня исподтишка короткие оценивающие взгляды.
Теперь я был уверен, что не ошибся в своих выводах. Рука моя нащупала скользкую холодную ручку ключа в дверце.
Вот сейчас, на том перекрестке, где светофор переключается с желтого на красный... Машин там не очень много, так что вряд ли кто-то из водителей успеет выскочить и помешать мне расправиться с ним.
Так. И встали мы очень удобно, между двумя грузовиками-фургонами, этакий укромный уголок. Можно даже, прикончив его, спокойно удалиться во дворы.
Он затормозил и застыл, как статуя, вцепившись в руль обеими руками так, что костяшки пальцев стали иссиня-белыми. По лбу его полз ручеек пота, хотя в машине было не жарко.
Я прикрыл глаза.
Мне надо было сейчас вспомнить, как он пинал меня вчера своими тяжелыми башмаками, как по-мясницки хекал при каждом ударе, ломающем мои кости, как сладострастно постанывал, когда затягивал на моей шее удавку.
Но в голову лезло почему-то совсем другое.
Вот он, момент истины, думал я, стиснув зубы от ненависти и отвращения к себе. Если Круговерть была задумана как средство твоего перевоспитания, то лучше проверки на гуманизм придумать нельзя. Видимо, именно сейчас в приступе благородного снисхождения я должен простить этого мерзавца и отпустить на все четыре стороны. Те, кто организовал чудо, все правильно рассчитали. Они знали, что я не смогу убить этого мерзавца.
— Поехали, — сказал я чужим голосом, когда грузовики справа и слева от нас тронулись, а он замешкался, потому что глядел в зеркало заднего вида — наверное, проверял, нет ли за нами слежки.
Мотор «Фольксвагена» взвыл, и мы понеслись, обгоняя попутные машины. Краем глаза я следил за спидометром.
60... 80... 90...
Пожалуй, достаточно. Жаль, что я могу не увидеть, чем это все закончится.
Сбоку промелькнул указатель поворота с надписью «Улица Силикатная».
Впереди, у обочины дороги, стоял белый «Форд» с «мигалкой» на крыше и синей надписью на дверцах: «Инспекция дорожного движения». Инспектор стоял спиной к нам, поглощенный проверкой документов у водителя красных «Жигулей».
Упершись ногами в дверцу, я вцепился в руль и резко рванул его на себя, вправо.
Человек за рулем что-то завопил и ударил по тормозам, но было уже поздно.
С хрустом железа и стекла наша машина ракетой ударила в «Форд», и сильнейший удар бросил меня головой в лобовое стекло.
— Здорово, цирюльник, — сказал смутно знакомый мужской голос в трубке «мобильника».
— Здорово, — в тон говорящему ответил я.
— Есть работа, — лаконично сообщил голос.
Ну, наконец-то, подумал я. С утра парюсь над вопросом, чем я в этом мире занимаюсь, и до сих пор ответа не получил.
Мало того, что сегодня проснулся я в гостинице, причем не в каком-нибудь «Национале», а в двухзвездочном «Золотом колосе», так еще и оказалось, что зовут меня тут Стрельников Виктор Михайлович, в графе «Профессия» регистрационной анкеты указано «самодеятельное творчество», в паспорте год рождения — не мой, а вместо штампа с адресом постоянного жительства подклеен листок о временной регистрации по наверняка не существующему адресу, потому что не представляю я, что где-то в Валдайской (??) области может иметься село под названием Черт-на-Куличках.
Вещи у меня оказались тоже какими-то анонимными. Стандартный набор одинокого мужика — не то командированного, не то выгнанного из дома стервой-женой. По барахлу мне удалось определить лишь то, что я люблю носить солнцезащитные очки и бриться опасной бритвой: очков разных форм и типов в моем чемоданчике оказалось с десяток, а бритв — аж четыре штуки.
Был еще мобильник, и я потратил полчаса на его изучение, но ни один из номеров (тоже первый раз с ними сталкиваюсь), зафиксированных в его памяти, почему-то не отвечал.
Пришлось пойти шляться по городу. К счастью, деньги у гражданина Стрельникова имелись — правда, почему-то долларами, тощая пачечка сотенных купюр, перетянутая аптечной резинкой.
Этот звонок меня достал, когда я сидел в одном кафе на Тверской, беззаботно потягивая холодное пиво и разглядывая осенний пейзаж за окном.
— Какая работа? — спросил я.
— Как всегда, — откликнулся голос. — Инструмент надеюсь, с тобой?
— Смотря что ты имеешь в виду, — осторожно сказал я.
— Ладно, это твои проблемы, — заявил голос. — В конце концов, купишь в любой галантерее... Короче, так. Есть один человечек, которого надо побрить. Работа не сложная, но оплата — по высшему тарифу. Сделаешь?
Так вот для чего мне нужны бритвы, подумал я. Хм, вот уж не думал, что в наше время существует такая профессия, как парикмахер по вызову. К тому же, никогда я не брил других, тем более — опасными бритвами.
— Нет-нет, я — пас, — мирно сказал я.