Тогда я начала арию из «Летучей мыши», которая всегда была у меня на слуху — настолько совершенно это сочинение, и сразу за ней темпераментная венгерская полька. Тут был размах.

Не успела я доиграть до конца, как послышался какой-то шум, и я увидела, что большая белая дверь в зал открыта. Я даже не заметила, как вошла Эрмина. Она так неслышно пробралась к первому ряду, что я изумленно прервала игру посреди такта.

Эрмина выглядела совсем не так, как нынче утром. Круглые щеки раскраснелись от волнения. Карие темные глаза блестели. На ней было темно-вишневое платье для визитов, украшенное на рукавах и по подолу розовыми лентами, светло-коричневая шляпка на темных волосах, большой шелковый бант цвета цикламена, и она была туго затянута, как на Рождество. На руке самое красивое ее кольцо — с большим круглым рубином в обрамлении бриллиантов, подарок на именины от брата Фрица. Оно красовалось на среднем пальце правой руки поверх белой кружевной перчатки и переливалось на солнце.

Эрмина улыбнулась мне. Положив зонтик на свободное сиденье, она подошла к самой рампе, насколько позволял кринолин.

— Прошу прощения, — тотчас сказала я, — я так давно не играла…

Эрмина кивнула:

— Я так и думала, что найду тебя здесь, незачем извиняться. Ну как ты, Минка? — По ее голосу я поняла, что произошло что-то невероятное.

— Отлично, — ответила я, положив руки на колени.

— Это очень важно. Знаешь, что сказал наш генерал? В замке? После завтрака? За черным кофе? Угадай?

Я вздохнула.

— Не догадываешься?

— Что я не умею ездить верхом.

— Не угадала.

— Что он понапрасну тратит на меня время.

— Опять не угадала. Он заявил перед всеми, что никогда еще не видел женщины, которая так изящно сидит на лошади, как ты, — за исключением нашей императрицы.

— Нет!

— Тем не менее!

— Он так сказал?

— Слово в слово.

— Он изъяснялся на латыни?

— Вовсе нет. И был абсолютно трезв, если ты это имеешь в виду.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Так, с чего я начала? — Эрмина раскрыла свой веер. — Генерала как подменили. Ты стала его страстью. Скачешь, как настоящая венгерка. Чувствуешь лошадь, отважна, как драгун, с перцем в крови, и всякое-другое, что я не стану повторять, иначе это вскружит тебе голову. Сплошные комплименты… А теперь серьезно. Послушай, — она снова закрыла веер, — он свел с ума весь замок своими восхвалениями и всех нас вверг в этот водоворот; должна сказать тебе, что еще чуть-чуть — и я поставила бы на тебя все свои драгоценности.

— Надеюсь, вы не сделали этого.

— Я нет. Зато остальные сделали.

— Это кто же?

— Остальные гости. На тебя ставили драгоценности и золото. Заключали невероятные пари. Один из родственников хозяина замка поставил свои поместья под Рагузой.

— Что?!

— Два виноградника и дом у гавани.

— Но этот господин никогда не видел меня! Он совсем меня не знает.

— Тебя нет, но твои корни… твоих учителей.

— Это значит, что мы выиграем 18 августа.

— Похоже на то.

— Но если я проиграю, этот господин потеряет свои поместья, а виновата буду я.

— Нет. Тогда ему не повезет. Но в следующем пари он отыграется. Не беспокойся, таковы нравы гарнизонного города. Во всяком случае, сейчас фавориткой являешься ты.

— Прошу прощения, что значит фаворитка?

— Большинство спорщиков ставят на тебя.

— А остальные?

— На твою соперницу…

— Какую соперницу? Я не слышала ни о каких соперницах.

— Нет? — Эрмина уставилась на меня. — Ты выступаешь против госпожи Хольтер, вдовы архитектора. Его Превосходительство не говорил тебе об этом?

— Ни слова.

— Ну, это похоже на него, — возмущенно сказала Эрмина. — По городу гуляют самые невероятные слухи, в казарме это тема номер один, а главное действующее лицо в полном неведении.

— Кроме того, это нечестно. Госпожа Хольтер занялась верховой ездой сразу после Троицы, а я всего две недели назад. Почему со мной так поступают?

— Это вопрос, — Эрмина забарабанила пальцами по рампе. — Не могу понять, что он себе думает, наш дикий гусар.

— Он подсыпает перцу в наше дело, полагает мой старик. — Это был голос Габора. Я тотчас почувствовала резь в желудке, а сердце мое учащенно забилось. Я обернулась. Позади меня стоял Габор собственной персоной. Вероятно, он прошел на сцену через дверь за кулисами. А я сидела тут в детском платье, без шнуровки…

— Пожалуйста, извините меня за вторжение, дорогая тетушка. Мое почтение. Добрый день, сударыня!. — Он улыбнулся мне с неизменным восхищением. — При двух всадницах больше заинтересованных лиц. Папа́ уверяет, что это повышает ставки.

— Это он верно просчитал. Ставки высоки до неприличия. — Эрмина отступила от рампы и уселась возле своего белого зонтика.

Габор сделал несколько шагов вперед и остановился рядом с банкеткой, на которой я сидела.

— Для него ставки все еще недостаточно высоки.

— Но почему?

— Азарт игрока. — Габор засмеялся, прошел мимо меня, слегка коснувшись платья, и спрыгнул со сцены. — Весь город вовлечен в эту игру. В табачной лавке на Главной площади только что учредили тотализатор. И папа́ так завел сейчас дядюшку… — его кандидатка занимается верховой ездой на шесть недель дольше, чем наша, — что тот повысил ставку в пари до десяти тысяч гульденов. — Габор посмотрел на меня со значением. — Таково преимущество, когда соревнуются две всадницы.

— Что? — растерянно воскликнула Эрмина. — Десять тысяч гульденов? Да это целое состояние!

У меня перехватило дыхание. Это была треть залога.

— Аттила Надь тоже поставил на нас.

— У него же всегда нет денег.

— А он поставил свое жалованье… до 1885 года.

— О Боже! Жалованье за десять лет! А если он проиграет?

Габор засмеялся.

— Буду весьма удивлен. Он везучий, без конца выигрывает, вы не заметили? Вот уже несколько дней он обедает здесь в отеле и платит наличными!

Эрмина покачала головой, вытянула из рукава кружевной платочек и вытерла капли пота на лбу.

— Если хочешь знать мое мнение, Аттила безумец.

— Тогда я вынужден рассказать вам всю историю. Разрешите мне сесть? — И Габор занял место возле Эрмины. — Вам интересны закулисные интриги?

— Еще как!

— Только, разумеется, между нами.