— Ты чем вообще занимаешься? Учишься где-нибудь? — Колосов задавал вопросы словно в «дартс» играл: стрелочка туда, стрелочка сюда. До яблочка далеко еще, однако к цели помаленьку продвигаемся. Истерика у парня вроде заканчивается, надо этим пользоваться.

— Я… у нас студия музыкальная… звукозаписи.

— Ты рокер, что ли, или как это там у вас зовется?

— Я имиджмейкер.

— Надо же. Здорово. И чей же имидж ты создаешь?

— Нашей группы. «Амнезия сердца», слыш-шали? — Парень снова приподнялся на локтях. Прядь темных, умащенных гелем волос упала ему на лоб, и он убрал ее плавным изящным жестом. Колосов прищурился. Этот жест у мальчишки явно отрепетирован. Очень характерный жест.

— Не слышал я «Амнезию». И хорошую музыку играете?

— В стиле Питера Андрэ. «Магнетический балбес с сексуальным взглядом». Наш новый хит, пародия, придуряемся мы так… Мало кто слышал нас пока. Все только Лагутенко до небес возносят. Вот выпустим первый компакт, тогда уж. Засилье всякой сволочи провинциальной — не пробиться. — Иван сомкнул ноги калачиком, сел. — Локтями пихаться надо. Бабок требуется вагон и маленькая тележка. Попса все заполонила, урла проклятая… Мы с техно хотели контачить…

Потом Паук… Паука знаете?

— Троицкого, что ли? — Колосов пожал плечами.

— Нет, не его… Другого, фамилию забыл… Сказал, в общем, без крутых бабок, без финансирования и не мечтайте…

Или без «крыши». Надо к Гребню… А лучше, сказал, пусть отец Страшному Папику звякнет — они корешатся с ним, и тогда… А отец теперь…

— Твой отец умер, Иван. Причина вроде бы неисправный электроприбор, Колосов прервал поток этого полусвязного тусовочного жаргона, прикидывая в уме, кого мальчишка имел в виду под «Гребнем» — Гребенщикова? А под «Страшным Папиком» не Кобзона ли? — Расскажи мне по порядку, как было дело. Очень тебя прошу.

Иван, заикаясь и путаясь, начал рассказывать. Однако полезную информацию из него приходилось тащить чуть ли не клещами.

— А почему Владимир Кириллович последние дни не ездил на работу? спросил Колосов.

— Отвратно себя чувствовал.

— Простудился, что ли?

— Нет! — Это «нет» прозвучало так резко и зло, что Никита понял: если жать в этом направлении, парень снова сорвется на истерику. Поэтому он быстро задал новый вопрос:

— Вы все, как ты говоришь, — братья, бабушка, дядя, эта девушка Лиза расстались с отцом после ужина. Так? А что ты делал потом, где находился?

— Ничего не делал. Сидел здесь.

— Здесь в гостиной? — Колосов посмотрел на дверь. — И ты не слышал никакого шума? Ванная ведь во-он по коридору. И вода там из крана вроде не текла, не шумела. И значит, совсем ничего не слышал?

Иван смотрел на разбитый плеер. Внезапно схватил и с силой швырнул в окно. Раздался звон разбитого стекла. И тут до Колосова дошло.

— Бывает, — пробормотал он тихо.

— Отец на помощь звал, а я…

— А ты «Руби рэп» слушал. Бывает и такое в нашей нынешней жизни, что ж… Братья твои вон тоже поздно хватились, дядя…

— Он пьян был. Он и сейчас в дупель, — Иван стиснул зубы. — Алкаш несчастный. Они завтра с Магдой в Мюнхен должны были возвращаться, теперь останется, на нервы будет капать.

— Магда — это жена Валерия Кирилловича? Иностранка, что ли?

— Да. А Степка сразу после ужина смылся. Наверное, он и не знает даже.

— Твой старший брат?

— У меня два старших брата. Они близнецы. Двое из ларца, — Иван через силу мрачно усмехнулся. — Два медведя.

— Почему два медведя?

— Бабка нас так звала, давно, в детстве. Три медведя, как в сказке.

— А-а, ясно. С бабушкой вашей я успел познакомиться.

У нее с горя в голове помутилось.

— Она чокнутая последние десять лет. В нашей семейке все чокаются периодически. У каждого свой пунктик.

— Ты не очень-то жалеешь близких, Ваня, — заметил Колосов. — А ведь теперь по большому счету, кроме братьев, у тебя никого больше нет.

— Как-нибудь без этих ублюдков проживу, — Иван вытер слезы рукавом. Вообще-то я не думал, что… что с отцом это так скоро произойдет…

— Что скоро произойдет? — Колосов заглянул ему в глаза.

Иван отвернулся, умолк. Никита отметил, что на некоторые темы мальчишка вообще не желает разговаривать, а других успевает коснуться весьма подробно и зло, несмотря на свое неподдельное горе.

— Так все-таки вспомни поточнее, кто последним пользовался этой бритвой?

— Когда мы приехали сюда — Димка. Но мы только после похорон деда и приезжали… Гости у нас ночевали. Кто-нибудь из них, наверное, и брал.

— Никто не говорил, что там провода оголились?

Иван отрицательно покачал головой.

— Я не слышал. Я редко тут бываю. Когда, — он запнулся, — когда просто нельзя не приехать, как на девять дней например. А сегодня меня отец попросил сам.

— И как же ты в Уваровку добирался? Там машины во дворе — какая из них твоя?

— Я ехал на электричке.

Колосов хмыкнул. Чтобы этот «инфант терибль» из такой крутой семейки и трясся полтора часа в грязном вагоне…

— Что вы на меня смотрите? — Иван нахмурился. — У меня сейчас нет машины. Я ее продаю, почти продал уже.

Меня иногда наши подвозят.

— «Амнезийцы»? Ты уж прости, что я так твоих приятелей зову.

— Ничего. Их тут еще похуже называют, — Иван опустил глаза. Ресницы у него были густые и бархатистые, словно у девочки-первоклассницы.

— Не одобряют родственники твои знакомства, да? Крутые парни эти твои музыканты, наверное, — предположил Колосов.

— Они мне как братья.

— Живете, наверное, вместе?

— Что? Я… да, вместе, — Иван неожиданно покраснел. — Это не то, что вы думаете. Совсем не то.

— А что я должен думать? — Колосов чуть усмехнулся.

— Мы просто квартиру вместе снимаем!

— Я понял. Ты не кричи так. — Никита прислушался: шум, топот, возбужденные голоса. Видимо, «вынос тела» уже «имеет место быть».

Ну что ж, пока все происшедшее — юрисдикция местных правоохранительных органов. Для всех это пока что трагический несчастный случай. Подождем вскрытия.

— Ты, Иван, все же поди, простись с отцом, — сказал он, поднимаясь. Смерть не красит человека, тем более такая страшная. Но все-таки поди, взгляни на него в последний раз. Это правильно будет. По-мужски.

Он протянул парню руку.

Иван помедлил, затем ухватился, и Колосов помог ему встать. Перед отъездом с дачи — на дворе была уже ночь, прохладная, звездная, черная, как чернила, какие выпадают только в самом начале лета, — Колосов кратко посоветовался со Спицыным. Начальник Раздольского ОВД тоже терзался сомнениями, был ли это «несчастный случай». «Хрен их тут разберет, Никита Михалыч, — шептал он. — Семья состоятельная. Сам Базаров — фирмач, тот еще зубр из директорского корпуса, бывший цековец. В „Нефти и газе“ делами управлял, не в керосиновой лавочке. Хрен их знает, что у них тут произошло. Тут наследством пахнет, так что разбираться надо обстоятельно. Подозрительно это: оголенные провода!