Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выхожу, захлопнув дверь, смотрю на часы – почти полдень, прибавляю в уме, сколько времени понадобится, чтоб выехать из города и добраться до другого, надеюсь, Карим уже прислал человека.
– Говори, Сереж.
– Скинул точный адрес геолокации того номера, он зарегистрирован на Арину Витальевну Корнилову. А вот вся информация об Арине Витальевне закрыта, словно она появилась из ниоткуда в детском доме. Скупые данные, ничего особенного и примечательного: жила, училась, кстати, хорошо училась.
– А при каких обстоятельствах попала туда?
– Я тут вскрыл несколько… ну, в общем, не суть.
– Сережа, давай не тяни. Мне, блять, сейчас не до загадок.
– Корнилова Арина Витальевна, девяносто седьмого года рождения, мать Корнилова Ольга, отец Корнилов Виталий Владимирович, в двухтысячные занимал нехилое место в областной администрации, плюс хороший бизнес – оформленный, естественно, на жену – дом, машины, сбережения. У меня сейчас мало данных, если поковыряться, можно еще найти, но все у мужика было прекрасно, жил красиво, ни в чем себе не отказывал. Скорее всего он и в криминале замешан, в те времена без него никак.
– Было?
– Да, в одну ночь в две тысячи втором, глава семейства слетел с катушек и забил свою жену молотком до смерти, а потом самоубился, засунул дуло охотничьей винтовки в рот и снес себе половину черепа.
– Как так? – даже рука застыла у кнопки вызова лифта. Понимаю, что чужая жизнь и семья – потемки, но все-таки? Забить жену молотком – это вообще не укладывается в сознании.
– Не знаю, в деле написано так. Девочку пяти лет и мальчика – сын еще есть – Артем, тому было десять – определили в детский дом. Там они и жили до окончания средней школы. Вот после информации о девушке никакой, а брат ее сидит по двести двадцать восьмой, перевозка и хранение, там почти двадцать кило было, но с ним там все так мутно.
Лифт снова едет слишком медленно, пропала связь, но мне уже и этого хватило, я так и застыл, оглушенный услышанным и своими мыслями. Нарочно не спросил у подружки, как Арина попала в детский дом, хотел сам узнать – только факты, без красок, но даже они оказались сильными.
Как только вышел на парковку цокольного этажа, телефон снова зазвонил, ой не вовремя ты, дочка.
– Пап, привет, как дела?
Алена веселая, но чувствую – что-то не так, в Париже утро, и она звонит мне, это странно.
– Привет, милая, все хорошо, я немного занят, давай позже напишу.
– Я с тобой не общалась с отъезда, ты все еще с той девушкой, рыжей? Я рассказала маме, она говорит, что это у тебя ненадолго.
– Твою мать, как и тебя, никто не будет спрашивать, – ответил резко, даже грубо.
– Ты невыносим, вот раз в сто лет позвонишь, чтоб узнать, как дела, и все равно наткнешься на оскорбления.
– Алена, я знаю тебя, что случилось?
Дочка замялась, но тут же продолжила.
– А у мамы с Симоном будет ребенок, представляешь?
– Не представляю, из Веры мать никакая.
– Ты придираешься. А представь, если у тебя родится малыш? Ты у меня еще ого-го какой красавчик. А еще я познакомилась с парнем, ну как – с парнем, он старше меня, но не очень намного, но он невероятный…
– Малыш?
Не слышу других слов, а я ведь думал об этом, так отчетливо помню эти мысли и девочку с рыжими волосами и рассыпанными по носику веснушками.
– Пап? Ты слышишь меня?
Киваю, но замечаю боковым зрением, как с парковки выезжает черный автомобиль, а ко мне, здороваясь, идет Стас. Бросаю ему ключи от «Кайена», чтоб сел за руль и ждал меня, отхожу за бетонную колонну.
– Да, Алена? Извини, дел много.
– У тебя точно все хорошо?
– Терпимо, дочь.
– Тут такое дело, я познакомилась с мужчиной.
– Каким мужчиной? Алена, не начинай, меня посадят, если я начну косить всех твоих парней.
– Он не парень, он взрослый. Мы вместе летели в Париж тем рейсом…
Дальше ничего не слышу, кроме взрыва, воя сигнализации, меня кидает в сторону. Пытаюсь устоять на ногах, прижавшись плечом, сползаю спиной по бетонной колонне, телефон падает из рук.
Уронив на грудь голову, кажется, отключаюсь. Слышу звук колокола где-то вдали, дым, запах гари, подняв веки, боюсь пошевелиться. Под ногами грязь, куски льда и снег, мои ноги в кожаных сапогах, длинный и блестящий клинок меча, с острия которого капает кровь.
Запах жженого мяса, железа и стоны, а еще голос, едва слышный.
– Ver thik, her ek kom…Ver thik, her ek kom!
Клич викингов. Берегись, я иду.
Откуда вообще это все?
– Тихон Ильич? С вами все в порядке? Тихон Ильич?
Трясу головой, прогоняя наваждение, дышать нечем, кашляю, задыхаясь от гари.
– Стас, что случилось?
– Пиз… «Порше», взорвался. Извините за мат.
– Ты как сам?
– Нормально, сдетонировало с сигналки, а вот если бы вы на нее не поставили, то все – и мне пиз…, и вам, еще раз извините.
Оптимизм моей охраны воодушевляет.
– Давай уходить, ты на машине? Тогда едем на твоей, а то сейчас менты набегут, а у меня нет времени на общение с ними.
Глава 42
Арина
– Эй, проснись, слышь? Проснись.
Испуганно вздрагиваю, тяну на себя одеяло, меня кто-то бесцеремонно трясет за плечо, пытаясь стащить с кровати. Почему меня постоянно кто-то пугает и дергает?
– Одевайся, здесь вещи, и живо давай,– на кровать бросают пакет.
– Эй, отпусти! Отпусти, говорю, черт… нет,– мужчина все еще трясет меня, я пытаюсь вырваться.
– Я сказал, быстро встала и оделась, иначе поедешь в больничных тапочках и халате.
– Кто вы такие? Что вам нужно?
Вопрос глупый, мне и так понятно, кто это и от кого, но у меня сейчас так много врагов, что еще не факт, что это люди Никифорова.
– Без вопросов и давай живее, если что, нам сказали, можно с тобой не церемониться.
Загорается тусклый свет лампы на прикроватной тумбочке, мужчин двое, лица смутно знакомы. Мне на колени из пакета вытряхивают вещи: спортивный костюм, носки, шапка, куртка, на пол с грохотом падают зимние ботинки.
Где вообще охрана? Господи, да о чем это я? Какая охрана? Если это люди Никифорова, а это сто процентов, они могут войти куда угодно. И почему я решила, что за три дня, которые я здесь нахожусь, обо мне все забыли? Костя никогда и ничего и ни
