Горячие дорожки бегут по вискам. Люблю его, люблю до боли и разрыва сознания. Понимая, что все до этого, до встречи с ним было в моей жизни неправильно и неправильным. Жалким спектаклем, игру в любовь, моей глупостью и доверчивостью. Мне хватило всего несколько недель, его забота и тепло в глазах, его губы и руки.

Все это было настоящим.

– Что значит – ты не можешь? Так какого хрена я привез ее к тебе и плачу этой гребаной клинике бешеные деньги? Ты вроде бы у нас доктор с золотым руками? Так давай сделай что-нибудь ими!

Костя кричит за дверью, поворачиваюсь на бок, открываю глаза. Больничная палата, но то, что это именно она, выдает капельница, висящая на штативе, и слишком белые стены. В остальном это комната с кроватью и стильной мебелью, как в дорогих отелях.

Моя «любимая» клиника можно сказать, Кося регулярно сюда таскал, все боялся за мое женское здоровье, что его любимая игрушка сломается и перестанет исправно раздвигать ноги. Год назад здесь была, тачку еще новую разбила, в аварию попала после Нового года.

– Я не рекомендую проводить принудительное прерывание беременности, я вообще еще не видел ничего, даже пациентку, у меня нет анализов, нет УЗИ, нет элементарного собранного анамнеза.

Узнаю голос своего гинеколога, Эдуард Маркович ничего не будет делать, пока не проверит сто раз, а потом не перепроверит снова.

Поднимаюсь, вытаскивая из вены иглу, прислушиваюсь к ощущениям, голова не кружится, не тошнит, я в одном белье.

– Не переживай, малыш, никто не будет ничего прерывать, скоро приедет папка и устроит в этой элитной клинике маленький Армагеддон.

Улыбаюсь произнесенным шепотом словам, представляя, как Покровский появится огромной фигурой в коридорах клиники, как будет тихо закипать, а потом орать громче Никифорова.

Почему я так уверена, что он приедет? Не знаю. Чувствую.

А еще хочу в это верить, но придется что-то сделать и самой. Гоню мысли о причастности моего любовника к смерти родителей, если сейчас начну грузиться ими, толку от этого будет мало. Но застываю, впиваясь в больничное белье пальцами, смотрю в одну точку.

Я жила десять лет с палачом, с убийцей моих родителей, Костя никогда не врал – недоговаривал, молчал, уходил от темы, но не врал. А когда недавно спросила – промолчал.

Черт!

Прикусываю щеку, зажмуриваюсь, только бы не сорваться снова в истерику. Но понимание ситуации давит бетонной плитой, ломая хрупкие кости, кроша их в пыль, разрушая изнутри тот тонкий мир, в котором я жила.

Как я буду жить дальше, если мои догадки окажутся правдой?

– Вы уже проснулись, Арина?

Голос доктора звучит над головой, вздрагиваю, открыв глаза, смотрю в лицо мужчине. Он совсем не изменился с нашей прошлой встречи, примерно год назад, такой же ухоженный, стильная бородка, такая модная оправа очков, легкая улыбка. Второй мужчина после Кости, кто видел все мои прелести и знает много интимных подробностей.

– Как там? – киваю на дверь.

– Отвратительно. Ну, расскажешь, что случилось? По словам господина Никифорова ты беременна, как такое произошло?

– Господин Никифоров к этому не имеет никакого отношения, может, поэтому это и произошло.

– Но вы сказали ему другое?

– Да.

В моей жизни не так много встречается хороших людей, но Эдуард Маркович один из них.

– Даже так?

Мужчина удивленно вскидывает идеальную бровь, берет стул, садится напротив меня, быстро смотрит на закрытые двери, снова на меня. Берет за руку, измеряет пульс, крутит мою голову, разглядывает.

– Когда?

– Думаю, недели три назад.

– Кто?

– Вы не знаете.

– Ну и слава богу, а то у меня клиника, жена, дети, помирать не хочется. Но нужно все тщательно проверить, взять анализы, УЗИ, много всего. Вдруг тебе только показалось, о плохом думать не хочу.

Показалось? Да я уже свыклась с этим событием и почти имя начала придумывать, чтоб не сойти с ума от других мыслей.

– Я не дам себя выскребать. Вы понимаете меня? – сверлю светилу гинекологии взглядом, вкладывая в него все несказанные слова. – Что бы там ни хотел и чем бы ни запугивал вас Костя, этого не будет. И мне будет глубоко плевать на то, что вам дорого.

Эдуард Маркович пристально смотрит, он мужик умный, умеет анализировать, и я надеюсь не гнида. Жалко разочаровываться в нем.

– Надень халат, и пойдем, посмотрим тебя.

Доктор никак не отреагировал на мой выпад, вышел из палаты. Нашла халат, тапочки, в коридоре происходит заминка, меня просят подождать, когда освободится кабинет. Гектор, сложа руки на груди, стоит у окна, задумчиво смотрит на белый, сверкающий до рези в глазах на солнце снег.

– Тебя оставили проконтролировать мой аборт, или лично примешь участие, чтоб доложить от первого лица о проделанной работе?

Четкий хищный профиль, бледная кожа, светлая щетина, на скулах играют желваки, снова во всем черном. Несколько секунд полный игнор моей персоны. Как же они все меня достали, хочу стереть память и не помнить ничего до момента встречи с Тихоном, ни одной их рожи.

– И не противно? Не надоело?

Не понимаю, зачем задираю зверя, наверное, хочу выплеснуть всю обиду, что скопилась внутри. Она как кислота разъедает и без того исковерканную душу.

– Чего ты хочешь? – спрашивает, даже не поворачиваясь, плечи расправлены, кадык дергается на шее.

– Чтобы вы все сдохли и исчезли из моей жизни, – говорю самое мое заветное желание, как Деду Морозу на новогоднем утреннике, выплевывая слова в лицо мужчине.

А вот теперь смотрит в глаза, узкие зрачки, светло-голубая радужка, в нем чувствуется опасный зверь, волк, что ищет добычу. И он найдет. Найдет и загрызет. Нет, я не понимаю, что его связывает с Никифоровым.

– Я помогу тебе.

– Сдохнешь?

– Помогу это сделать другому.

Ступор.

Пальцы леденеют еще больше.

Задерживаю дыхание, слышу лишь биение своего сердца и шум в ушах.

Он шутит сейчас так? Нет, Гектор не умеет шутить, он даже улыбается редко.

Розыгрыш? Подстава? Проверка на прочность и вшивость?

Господи, а ведь в моем возрасте девушки решают куда проще задачи: какое надеть завтра платье, где отдохнуть в отпуске или как отшить надоедливого ухажера. У меня всего этого не было, я даже не понимаю этих проблем, мои вот здесь, сейчас, и как реагировать на этот ответ, ставящий в тупик?

Моргаю несколько раз, поправляю халат, цепляюсь взглядом за тонкий белый шрам над левой бровью мужчины.

– Ты хочешь свободы?

Но ему не нужен мой ответ, он и так его знает.

– Тут наши желания совпадают. Мне она