силами развитию мировой цивилизации, мировому прогрессу, и в этом отношении вы и есть гражданин мира, а не узковедомственный чиновник одной отдельно взятой страны, решившей строить социализм. Что строить и как, за вас уже решили, пустившись в отчаянный эксперимент, а получится он или нет, расхлебывать каждому в отдельности и вам лично, и не скрою, быть может, в обмен на собственную жизнь. Но зачем, почему? «Вожди дерутся, а у холопе и чубы летят» — так, кажется, звучит ваша пословица?

— Паны дерутся, — поправил его Карахан.

— Какая разница, смысл тот же. Но вот тут-то мы с вами и подх. одим к самому главному. Разве мы с вами холопы? Кто решил, что мы с вами холопы, а не господа мира?! И почему мы должны слепо повиноваться самым глупым распоряжениям? Разыгрывать шутов в тот самый миг, когда нам в пору грустить и рвать на себе волосы! — темпераментно проговорил Рейли, и Карахан невольно содрогнулся: этот англичанин попал в точку.

Несколько дней назад Ленин вызвал к себе Кара-хана, приказал ему готовиться к отъезду в Америку и захватить с собой подлинник Брест-Литовского мирного договора с немцами, чтобы продать его президенту Вильсону. Точнее, предложить его для продажи.

— И какую сумму просить? — не веря тому, что услышал, спросил Карахан.

— Самую большую. К примеру, полмиллиарда. Или двести миллионов. Надо будет поторговаться. Всегда можно немного опустить цену, если капиталисты готовы раскошелиться. — Владимир Ильич насмешливо посмотрел на Карахана.

— Вы всерьез все это говорите? — снова спросил Карахан.

— Абсолютно. Начинайте готовиться к отъезду, Лев Михайлович! И еще одно: можете не держать в тайне цель своей будущей командировки.

Заместитель наркоминдела, конечно же, разгадал, зачем Владимиру Ильичу все это понадобилось. Ни в какую Америку Карахан не поедет, важно устроить побольше шума, напугать недавно прибывшего в Москву немецкого посла Вильгельма Мирбаха и выжать из него побольше денег. Немцы сорок миллионов марок Ленину пообещали, но присылать не собираются, и Карахан теперь должен поработать шутом, разыграть перед посольством Мирбаха захватывающий аттракцион, чтобы Ленин потом недоуменно вздернул плечами и сказал: «Я никаких поручений Карахану не давал. Может быть, это частная инициатива американских дипломатов? Мистера Пула или Френсиса?» Но в дерьме окажется все равно он. Вот почему этот Рейли попал в самую точку.

— Ваш ум должен работать на мировую цивилизацию и приносить плоды не трудовому пролетариату, который в них не особенно и нуждается, а вам лично. Сегодня как раз тот момент, когда вы должны подумать о себе как о гражданине мира, гражданине всей Земли, а не одной шестой части суши!

— У меня такое чувство, что вы хотите завербовать меня, господин Рейли, или я не совсем улавливаю нить нашего разговора? — На губах Карахана промелькнула ироническая улыбка.

— Можно сказать и так, — помолчав, согласился Рейли и возвратился на место.

Он улыбнулся, без всякого смущения глядя на Карахана.

— Вы хорошо знаете, Лев Михайлович, ваше внутреннее положение, знаете о высадке британского десанта, я, кстати, добирался сюда через Мурманск и успел переговорить с некоторыми важными военными чинами, имен которых я не вправе разглашать, вы понимаете, по каким причинам, но Англия не допустит разрушения России, которое сейчас происходит. Ведь вы, Лев Михайлович, не такой уж оголтелый фанатик, как некоторые из ваших коллег, вы же не закричите вслед за ними: давайте сбросим с парохода современности Толстого, Пушкина, Достоевского. Вы же интеллигентный человек. Лев Михайлович, и Максим Максимович Литвинов охарактеризовал вас совсем иными словами, поэтому я к вам и пришел. Сразу же. Ибо приехал в Москву только сегодня утром.

Сидней не сказал Карахану, что Литвинов на его стороне, но дал почувствовать, что это именно так и есть. Он не сказал, что Англия начнет войну против Москвы, но дал понять, что она неизбежна. А вкупе с тем, как нарастало контрреволюционное сопротивление в России, картина выходила печальная, и счастливого будущего не предвиделось.

— А вы не боитесь, что я сейчас сниму трубку и приглашу сюда товарища Петерса из ВЧК, чтоб он арестовал вас? — посерьезнев, проговорил Карахан.

— За что? — удивился Рейли, и лицо его озарила улыбка. — Мы с вами разговариваем, размышляем, обмениваемся мнениями. Я и не знал, что у вас теперь за это арестовывают и ставят к стенке.

— Вот видите, оказывается, вы не все знаете, — усмехнулся Карахан.

— Я и не говорил, что я все знаю. Но то, что знаю, я выучил твердо. Как «Отче наш». И вы знаете, что я это знаю. — Рейли хоть и улыбался, но тотчас почувствовал внутри тающий холодок. Такого отпора он попросту не ожидал, а уж тем более угрозы ареста. Конечно, надо было родиться первостатейным нахалом, чтобы в первый же день попытаться завербовать заместителя министра (в мыслях он никак не хотел признавать этой дикарской аббревиатуры «нарком», да и вслух произносил с усилием) иностранных дел революционного государства, но Рейли не верил в революции и уж тем более в революционеров, считая последних обычными кондотьерами. А хорошо зная тайную денежную подоплеку отношений между Лениным и немецкими финансистами, которые щедро заплатили ему за революцию, он не сомневался, что все это было сделано с одной целью: спасти германскую военную машину от поражения. Но теперь, когда Америка вступила в войну, делать ставку на немецкую империю глупо, и все должны это понимать. Уж тем более дипломаты. Рейли допускал, что среди лидеров новой власти есть и группа фанатиков, которые готовы умереть за идею, но Карахан в их число не входил. В этом Рейли не сомневался, ибо имел надежные сведения от лиц, хорошо знавших Льва Михайловича.

Зазвонил телефон, и Карахан минуты полторы что-то разъяснял тупому чиновнику или дипломату на другом конце провода. Но едва замнаркома положил трубку, как Рейли сделал свой самый опасный ход: он всегда любил наступать первым и идти на обострение с противником.

— Что же вы не звоните Петерсу, Лев Михайлович? Как, кстати, его зовут? Яков Христофорович? Я ему привез привет от его жены, небольшое письмецо. Так что у меня найдется, о чем с ним побеседовать.

Карахан холодно усмехнулся, помедлил и поднял телефонную трубку.

— Коммутатор?.. Мне Чрезвычайную Комиссию, Петерса… — Несколько секунд Лев Михайлович ждал у телефона с невозмутимым выражением лица, глядя на Рейли, точно говоря: тебе страшно не повезло, голубчик, ты не на того напал. Рейли даже начал сомневаться, вспоминая все, что ему было известно о Карахане. «Не может быть, чтобы меня специально так глупо информировали о Карахане, дабы подставить и обезвредить в первый же день приезда.

Это выгодно