— Кретины, вы сейчас меня угробите! Эй…

Он выглянул из своего убежища, но прицельный выстрел Хорста загнал его обратно. Входная дверь еще держалась. Имеющая металлическую обшивку изнутри и вертикальные запоры из стальных полос, она только хрустела и постанывала от дырявящих ее пуль. Через некоторое время, оставаясь еще неприступной, дверь стала похожа на дуршлаг, через отверстия которого потянулись внутрь тоненькие струйки «Фенол оранжа», втягиваемые сквозняком. Хорст начал отчетливо ощущать легкое головокружение и покалывание в легких.

«Вот гадость. А они в противогазах, что ли…» Он уткнулся носом в мокрый грязный рукав халата и сощурил глаза, понимая, что это все равно не поможет.

Вдруг наступило затишье. Штурмующие проникли в гостиную и бродили там, переворачивая мебель. Наконец они нашли вход в прихожую. Дверь неожиданно заскрипела и слегка выгнулась под натиском нескольких тел, но задвижка выдержала, хотя была предназначена только для того, чтобы дверь не распахивалась сквозняками.

«Чертовы обыватели… Тут штурм Берлина, а они до сих пор не позвонили в полицию…» Хорст несколько раз выстрелил через дверь на уровне обнимающих друг друга резиновых ангелочков на косяке. В гостиной кто то грузно упал, послышались стоны. Оттуда тоже принялись стрелять, стараясь сбить задвижку. С улицы донесся нарастающий вой полицейских сирен и карет скорой помощи.

«Вот соседи, а! Нельзя было чуть пораньше позвонить в полицию…»

Чувствуя, как на него начинает действовать газ, тяжелеют руки, подступает к горлу тошнота и плывут перед глазами красно желтые круги, Фромм вполз в ванную, увидел сжавшуюся в комочек Штеффи, обнял ее и лег рядом. «Браунинг» плясал в его руке. Мышцы будто налились свинцом, а глаза, казалось, начали вылезать из орбит.

«Все таки наглотался этой гадости… Что то не везет мне в последнее время. Из за ерунды такая суета…»

Вокруг него все сделалось серым и блеклым. Хорст почувствовал, что отключается. Радостные причитания Штеффи Зелевски о том, что приехала полиция, беготня и стрельба в доме теперь лишь урывками доходили до него. Когда в их убежище ворвались двое здоровенных полицейских в бронежилетах, Хорста посетили жаркие галлюцинации в виде идущего с неба песочного дождя и огромных обсидиановых плит, имеющих на своих плоскостях профили автолюбителя Франка, штутгарского родственника Зибенталя, Штеффи и координатора комиссии, доктора Пауля фон Толля. Эти плиты громоздились одна на другую, с жутким грохотом раскалывались, образуя из своих обломков гигантские пирамиды, которые легко уносились к горизонту бурной песочной рекой и там медленно растекались, как расплавленное на солнце мороженое…

От Сарны до Маневичей поезд тащился шесть часов. Состав то медленно разгонялся, то стремительно тормозил. Торможение сопровождалось ужасающим скрежетом, жалобным звяканьем ложек в стаканах с чаем и падением с верхних полок некоторых потерявших бдительность пассажиров. В такие минуты отовсюду была слышна ругань и вздохи:

— Ну вот, опять встали…

Когда поезд Москва Брест Москва, делающий трехсоткилометровую петлю в сторону Ковеля, пересекал по гремящему мосту неглубокую, забитую мусором речушку, проводник заглянул в первое купе головного вагона и зачем то сообщил:

— Въезжаем в Волынскую область! — Потом он постоял немного, тупо разглядывая сидящих в купе четверых мужчин, и прибавил: — У Маневичей путь пополз. Там сейчас спешно подсыпают полотно. Болото, знаете ли.

Мужчина в кожаном пиджаке, сидящий у окна и постоянно жующий жвачку, раздраженно покривился:

— Лузга, прикрой дверь, этот человек меня раздражает!

Тот пнул ногой ручку, дверь захлопнулась перед самым носом проводника и проворчал:

— Не надо было ему четвертной на чай давать. Теперь не отлипнет.

Лузга, скучая, уже по второму разу листал «Крокодил» за прошлый месяц и, косо посматривая на Дениса Алешина, часто прикладывался к горлышку пепси колы. Кононов же, кутаясь в свой походный кожан, хмуро глядел на медленно проплывающие за пыльным окном чахлые березки и ядовито зеленую болотную траву, припорошенную опавшей листвой. Иногда он, прилепляя жвачку к переднему золотому зубу, начинал что то насвистывать. Третий мужчина, которого все называли Рембо, был боевиком из штурмового отряда Могилова. Всю дорогу он находился в постоянной полудреме. При покачиваниях вагона его громадная голова с широкими скулами, узкими глазами и бычьей шеей моталась из стороны в сторону, будто боевик все время что то отрицал и от чего то отказывался.

Алешин, нацепив на босу ногу ботинки, поднялся:

— Пойду покурю.

— Кури здесь, Колдун. Чего болтаться по вагону! — оторвался от засаленного журнала Лузга.

— Мне нужно… — Денис похлопал себя пониже спины.

— А а а. Только газетой не вытирайся. Врачи говорят, что вредно для здоровья.

Лузга опять погрузился в созерцание карикатуры, изображающей борьбу милиции с преступностью: огромный верзила с автоматом держал за шиворот щуплого милиционера, а тот кричал своему напарнику по патрулю, пьющему чай в покосившейся забегаловке: «Эй, Степан, я рэкетира поймал!» — «Так веди его сюда!» — «Да он меня не пускает!» Кононов, искоса посмотрев на карикатуру, подпер голову кулаком и вздохнул:

— Эх, во всем поезде ни одной симпатичной бабы, одни старухи да прыщавки…

Алешин улыбнулся, набросил на плечи куртку от тренировочного костюма и вышел в коридор. Там было пусто. Он прошел в тамбур, присел на мусорный ящик, закурил. Его подташнивало, будто при сильной корабельной качке. Ныл палец на правой руке, который ему отдавили, когда сгружали первую поисковую группу на переезде у Сокаля. Сборные моторные лодки, палатки, запас продуктов на неделю, всякая бытовая мелочь были выгружены прямо на землю. Там же, на переезде, Кротов, ближайший помощник Могилова, велел разбить палатку и установить над ней флажок с надписью «Мемориал. Отряд следопытов краеведов ДК ЗиЛ. Москва». Невдалеке, за зарослями камыша виднелась излучина реки Стоход, по которой первой группе и предстояло двигаться до брошенного в сорок третьем году немцами секретного объекта, получившего от Ягова условное наименование «Логово».

Второй группе, куда входил Алешин, нужно было дойти до объекта с другой стороны. Там, судя по карте, к «Логову» должна вести узкоколейная железнодорожная ветка. Ту ее часть, что примыкала к основной магистрали, немцы, отступая, разобрали. После чего тщательно выровняли перекопанную вдоль и поперек землю и пересадили туда уже взрослые деревья, взятые неподалеку. Основной задачей второй группы было обнаружение этого участка старой немецкой дороги и ее осмотр с целью использования в операции «Проволока».

Люди, идущие в поисковых группах, слабо себе представляли, зачем Ягову понадобились старые бетонные развалины и как это связано с намечающейся крупной операцией, о которой никому ничего толком известно не было. На инструктаже за сутки до отъезда Ягов был краток: