Она посмотрела на Люси, которая до сих пор молчала.

Люси осторожно спросила:

– Так и что нам делать сейчас?

Райли сказала:

– Вернёмся к группе Бартона. Зададим им ещё вопросы.

– Может, опросим их на похоронах Бартона? – спросила Люси.

Билл сказал:

– Нет. Мне сообщили, что вдова не хочет устраивать похорон по военным традициям, так что будут закрытые похороны только для семьи и пары друзей. Если там и будут его коллеги по службе, то совсем немного. Так что нам лучше не отвлекаться от базы.

Какое-то время Райли в задумчивости барабанила пальцами по столу.

– Что ж, тогда прямо сейчас поговорим с этими новобранцами. В их группе есть кто-то, кто что-то от нас скрывает. Я в этом уверена.

*

Райли сразу же позвонила полковнику Ларсон и попросила организовать встречу. Спустя примерно полчаса они с Биллом и Люси присоединилась к Ларсон и сержанту Мэтьюсу в столовой. Группа повышенной одиночной подготовки сидела там за столом. Сержант Уильямс объяснил, что у Райли и её коллег появились к ним ещё вопросы.

Райли заметила, что лица молодых людей были заметно более обеспокоены, чем вчера. Они выглядели напуганными. Это неудивительно: теперь, когда у них было целых двадцать четыре часа на мысли о том, что произошло с их коллегой, изначальный шок уступил место целому ряду тёмных, тревожных чувств, включая паранойю, иногда направленную друг на друга.

Райли, Билл, Люси и полковник Ларсон встали перед группой, сержант Мэтьюс занял место неподалёку.

Райли решила перейти сразу к делу.

– Я хочу спросить вас о дедовщине, – сказала она.

По группе пробежал трепет. Райли ощущала удивление, замешательство и тревогу присутствующих.

Один парень сказал:

– Ничего не понимаю. Но ведь жертв застрелили, дедовщина тут ни причём!

– Или же причём? – спросила девушка.

– Вы нам что-то недоговариваете? – спросил другой парень.

Гвалт продолжался до тех пор, пока сержант Уильямс не дал строгую команду молчать. Сержант сам, казалось, был потрясён словами Райли. Но это и хорошо: последнее, чего хотелось бы Райли, это чтобы солдаты чувствовали себя комфортно, ведь взятые врасплох они более вероятно дадут ей ценную информацию.

Райли продолжала:

– Мне известно, что насилие имеет место. В этом нет ничего необычного. Но я хочу услышать о вашем личном опыте. С вами такое случалось?

Солдаты стали встревоженно переглядываться.

Райли прекрасно понимала, что задала сложный вопрос.

Голос подал сержант Уильямс:

– Со всем уважением, агент Пейдж, но в армии сейчас строгие правила насчёт этого. В наставлении сказано: «Стресс, вызванный физическими или вербальными оскорблениями, является непродуктивным и категорически запрещён».

Райли пристально посмотрела на него и сказала:

– Вы хотите сказать, что в форте Моват не бывает самопроизвола?

Сержант Уильямс ничего не ответил.

Райли спросила:

– Вы сами издеваетесь над своими солдатами, сержант Уильямс?

Он уставился на неё с видом оскорблённого достоинства, но ничего не сказал.

Какой-то парень выкрикнул:

– Сержант Уильямс никогда не допустил бы такого, мадам! Он следует правилам. И он относится к нам с уважением.

Все стали перешёптываться, соглашаясь. Райли поверила им, но почувствовала, что нажала на правильные кнопки.

Девушка, которая уже говорила, сказала:

– Послушайте, иногда сержанты серьёзно усложняют нам жизнь. Во время базовой подготовки сержант моего взвода заставлял нас отрабатывать лишнее время. Но мы справлялись с этим. Здесь нет места тем, кто не справляется.

Пара солдат что-то одобрительно пробубнили.

Райли нажала ещё:

– Я не говорю о лишних тренировках. Я говорю о тех случаях, когда выходят за рамки, заходят слишком далеко. И я хочу, чтобы вы сказали мне об этом здесь и сейчас.

В комнате установилось некомфортная тишина.

Наконец, один парень скрепя сердце пробормотал, чуть не шёпотом:

– В моём взводе такое иногда бывало.

Несколько его товарищей шикнули на него.

Полковник Ларсон сказала:

– Говорите, рядовой. Агент Пейдж хочет услышать об этом, так что наказания вам не будет. Я гарантирую.

Теперь в группе пронёсся еле слышный стон недоверия. Райли понимала, почему. Как полковник Ларсон могла гарантировать отсутствие последствий за высказанную правду о такого рода вещах? На самом деле, Райли понимала, что просила их подвергнуть себя риску возмездия со стороны своих товарищей. Райли не хотелось этого делать, но выбора у неё не было: от того, что она узнает, могли зависеть жизни людей.

Она сказала говорившему солдату:

– Продолжайте. Расскажите всё.

Парень вздрогнул.

– Сержант в моём взводе базовой боеподготовки собирал наш взвод и стрелял в воздух, а потом направлял оружие на нас и говорил, что теперь выберет из нас того, в кого сделает следующий выстрел. Он снова нажимал спусковой крючок, но в пистолете больше не было патронов. Пугал нас до полусмерти.

Сидящий рядом с ним солдат разозлился:

– Держи рот под замком, Массер, это не твоё дело.

– Но это на самом деле происходило? – спросила Райли разозлившегося солдата.

– Да, происходило, – бросил солдат Райли. – Я тоже был в том взводе. Но и что с того? Это хорошенько пугало нас, а это было нам необходимо. Это вкус того, что мы почувствуем в бою. Я, чёрт побери, рад, что сержант так делал! Он бывал на войне и знает, что нас ждёт. Мы должны стать хладнокровными убийцами. Если с нами нянчиться сейчас, позже нас точно убьют.

Девушка сказала:

– Ты трепло, Паркс. Нас здесь обучают не убийствам. У нас есть научная служба, разведывательная, инженерная, юридическая… Я вот буду механиком.

Другой солдат рявкнул на неё:

– Ну и молодец. А кто-то из нас окажется в настоящем сражении. И мы должны быть готовы к нему. Что до меня, очень жаль, что дедовщины нет в правилах. Ты не станешь настоящим солдатом, пока не будешь сломлен психически и физически.

Поднялся целый гвалт голосов, кто-то из них соглашался, кто-то яростно протестовал.

Райли заметила парня, который пока не сказал ни слова. По его бейджику Райли поняла, что его фамилия Шейли. Он был особенно взволнован, сидел прямо со сжатыми в кулаки руками. Райли почувствовала, что он будет открыт к разговору всего через пару мгновений.