– Чёрный, – долго размышлять мне не пришлось. Мой взгляд скользнул по испачканной футболке, висевшей на спинке стула. – А что случилось?

– Ничего не случилось, всё прекрасно. Я тоже склонялся к этому варианту. Всё, спасибо, перезвоню тебе чуть позже. До связи!

И, не дожидаясь моих дальнейших расспросов, друг нахально повесил трубку.

В тот же вечер он приехал ко мне в гости без предупреждения. Загадочно улыбаясь, приказал одеться и спуститься с ним вниз, что я, после нескольких минут уговоров, всё же сделал. Каково же было моё удивление, когда на площадке перед входом в подъезд он вручил мне ключи от припаркованного там чёрного «мерседеса» – почти такого же, как у него, только нового, выпущенного годом позже.

– Алекс, ты сдурел?! Я не могу принять этот подарок!

– Ты его примешь, у тебя нет выбора.

– А иначе что?

– Иначе я на тебя обижусь, – он иронично развёл руками, а потом добавил уже более серьёзно. – И продолжу чувствовать себя виноватым во всей этой истории.

– Саш, я тебя ни в чём не виню. Правда. А «мерс» мне ни к чему, тем более S-ка. На него одна страховка будет стоить дороже моей годовой зарплаты… – конечно, я преувеличил, но доля истины в этой шутке была. Едва ли такое транспортное средство пришлось бы мне по карману.

– Я это предусмотрел и повысил тебе оклад, – без смущения парировал Саша. – Теперь точно не отвертишься. Ну что, прокатишь меня?

Вздохнув, я сдался и сел за руль. Полночи мы с ним гоняли по Москве, сверкающей ослепительными разноцветными вывесками. Сначала разговаривали о всякой ерунде, потом просто молчали. Украдкой изучая его краем глаза, я подметил, что друг в последнее время стал выглядеть значительно бодрее. Отдых от жены, безусловно, шёл ему на пользу. Желваки на его скулах разгладились, взгляд потерял прежнюю суровость, а лицо наконец-то подзагорело и лишилось нездоровой бледности.

Весело тараторя то одно, то другое, товарищ изо всех сил пытался заставить меня улыбнуться, но я, в отличие от него, был предельно серьёзен и немногословен. Во-первых, мне трудно было привыкнуть к габаритам нового авто, а во-вторых, мой мозг перебирал варианты дальнейших действий по предотвращению жестокого происшествия. Хотя, «дальнейшие действия» звучит не совсем верно, потому что я даже не мог определиться, с чего начать.

– Саш, – наконец, я решился на первый шаг, – а помнишь, ты разговаривал при мне по телефону с мужем Анны? Какая-то у него фамилия ещё была необычная…

– Ага, Белл. Он англичанин.

– Точно. Я так понял, что он довольно влиятельный человек, и хотел спросить – может быть, он бы и мне помог в одном трудном деле?

– А что конкретно нужно?

– Найти человека.

– Мужчину или женщину? – с любопытством уточнил Алекс.

– Женщину, – ответил я, а потом, подумав, добавил. – Но можно и мужчину.

Коршунов посмотрел на меня с недоверием. После недолгого молчания он постарался придать голосу уверенности и непринуждённо предложил:

– Давай припаркуемся тут и прогуляемся по набережной? Расскажешь мне, что стряслось?

Любуясь огнями ночного города, отражавшимися в Москва-реке, мы неторопливо шли вдоль парка Горького. Я пытался наиболее мягко, опуская неприятные подробности, описать ему то, что видел в астрале, не надеясь, впрочем, на понимание и веру, а Алекс – надо отдать ему должное – слушал внимательно и без колких комментариев.

В конце моего рассказа он озадаченно выдохнул, остановился и, облокотившись на выступ ограждения, устремил взгляд в воду. Он смотрел туда долго, минут десять точно – будто бы ожидал, как и я, что-то увидеть в отражении реки. А потом вдруг вытащил сотовый и, пролистав записную книжку, нажал на значок вызова.

– Саш, сейчас полтретьего утра, – промямлил я. – Ты уверен, что это уместно?..

– Сам ведь сказал, что дело срочное. У тебя приём завтра?

– Да, но…

– Белл, доброй ночи! Прошу прощения за поздний звонок! У нас здесь практически дело жизни и смерти, нужна твоя помощь. Мой друг, который сейчас консультируется у твоей супруги, просит о возможности поговорить с тобой лично и чем скорее, тем лучше. Да, он самый, Макс Серов. Я гляжу, ты о нём уже наслышан!.. Вот спасибо! Конечно, ему будет удобно. Прости ещё раз, если разбудил.

Убрав телефон, товарищ задумчиво потёр подбородок.

– Знаешь, или у англичан действительно такое хорошее воспитание, – сказал он после недолгой паузы, – или этот человек по какой-то причине тоже заинтересован в знакомстве с тобой. Представляешь, он меня даже не послал. Более того, пообещал сам завтра подъехать к клинике.

Да, даже удивительно, как удачно всё складывается. По всей видимости, Коршунов на самом деле не горел желанием нас знакомить, поэтому и потревожил знакомого посреди ночи, надеясь на его озлобленный отказ. Но, к счастью, судьба мне подыграла. С облегчением выдохнув, я растерянно улыбнулся.

Когда я вернулся домой, уже начинало светать. Тело ощутимо гудело от усталости, и всё же спать категорически не хотелось. На обратном пути меня посетила интересная идея – я решил нарисовать портрет Марины. Почему мне раньше не приходила в голову такая мысль? Портрет – это, конечно, не фото, однако и он может неслабо помочь в поисках человека, тем более что в юности я ходил в художественную школу и рисовал довольно неплохо. Конечно, писать масляными красками по холсту я не собирался (у меня не нашлось бы ни того, ни другого), но набросать карандашный скетч на листе ватмана было вполне мне под силу.

До умопомешательства обожаемые черты лица легко ложились на бумагу, и с каждой новой линией внутри становилось всё теплее. Как же я люблю твои глаза – такие выразительные, глубокие и манящие в них утонуть! Как мне не хватает твоих сладких губ, их уголков, скромно приподнятых в улыбке! Вот бы сейчас зацеловать эти ямочки на твоих щеках, скулы, ушки, скрытый под чёлкой бледный лоб и, конечно же, аккуратный, чуть вздёрнутый кверху носик…

Карандаш, движимый какой-то невидимой высшей силой, живо летал над листом, оставляя на нём свежие штрихи. В этот рисунок я вкладывал всего себя, всю свою душу, и наверное поэтому он получался таким правдоподобным – буквально оживал под моей рукой.

Закончив набросок, я понял, что портрету явно не хватает цвета. Мне захотелось раскрасить образ Марины, сделать его максимально приближенным к тому, который стоял у меня перед глазами. Перерыв вверх дном содержимое ящиков стола, я извлёк на свет кисти и коробку старых акварельных красок – надо же, они довольно неплохо сохранились со студенческих времён. Глаза девушки тут же заискрились в изумрудном сиянии, волосы вспыхнули рыжими языками пламени, губы налились алым, а щёки едва заметно порозовели. Только лицо осталось фарфорово-белым, как и всегда…

Я ещё долго любовался изображением, будучи не в силах отвести от него взгляд. Картина гипнотизировала, завораживала, от неё исходило тепло, веяло чем-то родным и очень близким. Приблизившись, я коснулся губами рисунка – осторожно, чтобы не размыть краски. Мне казалось, что девушка – такая яркая и живая – вот-вот поцелует меня в ответ, но холодный ватман был полностью безразличен ко мне, а запах акварели, ворвавшись в сознание, окончательно вернул меня к реальности.