мы все еще официально муж и жена. Все это казалось сейчас таким неважным, далеким. Как будто происходило не со мной. С какой-то другой Аленой Искандеровной.

Будто многие годы какая-то другая женщина была спутницей жизни Влада… Терпела его порой не всегда справедливое отношение. Сносила равнодушие, когда душа рвалась на части и сердце выскакивало из груди. Молчала или скандалила, получая в ответ однотипные мужские отмазки. «Я такой. Прими как есть» или извинения, нехотя брошенные вместе с быстрым, недовольным взглядом.

Почему-то именно сейчас, здесь, перед «операцией», мелькнуло в голове воспоминание.

…Холл детского садика Максима. Довольно небольшой, отчасти неказистый. Полы, выложенные крупными досками, низкая дверь в уборную и деревянные крашенные двери в кабинеты. Каменная лестница с подернутыми временем деревянными перилами…

Как будто ты вывалился из портала в прошлом веке.

Шум детских голосов и музыка. Начинается утренник. А я стою и плачу. Просто навзрыд, не могу успокоиться. Рядом Влад, цедит злые, несправедливые слова… Просто злые и несправедливые. Уже не помню какие. Да и какое это имеет значение?

Разве важно, что конкретно он мне сказал, какие претензии предъявил за то лишь, что спросила почему молчит, не смотрит, выглядит букой?

Я ведь знала – почему. Вчера погостил у матери. Та накрутила. Влад не высказывал критики, но действовал и обращался со мной после подобного как с врагом. Я терпела, пыталась обсудить, разговорить… А вот сейчас… Не знаю почему не смогла.

Потом мы помирились, даже ходили к семейному психологу. Но разбитую чашку нельзя склеить. Увы, эта вечная истина никогда не устареет.

Я смотрела на Дмитрия и уже было абсолютно не совестно, не страшно, что вижу в нем не защитника, не друга – мужчину. Красивого, сильного, к которому так хочется прильнуть и забыться. Так хочется позволить ему все… Все, без границ и правил.

Медведев еще немного помолчал, затем встал, подошел и вдруг присел на корточки. Посмотрел снизу вверх. Положил руки мне на колени.

– Алена… Рыжуля… Я очень хотел бы услышать твой ответ на свое признание. Сейчас, когда… – он осекся и, наверное, я поняла правильно – сейчас, когда рискую жизнью на операции. Медведев сглотнул и посмотрел прямо, четко. – Но больше этого я хочу услышать, что ты веришь нам и станешь делать все, как сказали. Мини-камеры у тебя на одежде и в волосах незаметны. Я практически уверен, что их не найдут. Они – наши страховки на все случаи. В том числе и на тот, если тебя попытаются обидеть. Мы будем следовать по пятам. Всегда знать где ты. Понимать – стоит ли срочно прийти на помощь.

– Я даже удивляюсь, как вы раздобыли эти чудеса техники, – тихо произнесла я.

– Добыли, – Медведев сказал так, словно иначе просто не могло быть. Нет и все. – Я не стану просить у тебя ответа. Не надо, – он захлебнулся воздухом, продышался и хрипло добавил: – Хочу, чтобы ты знала. Я никогда тебя не оставлю. А там… – Дмитрий помолчал и добавил через силу, – А там решай, как для тебя лучше.

Казалось, эти слова отняли у него последние крохи самообладания. Медведев подскочил как подорванный, метнулся по комнате и притормозил, когда телеграмм пикнул. Дмитрий дернулся, словно по его телу от души хлестанули кнутом. А то и – выстрелили дробью. И окаменел.

«Пора» – писал Знаменский.

«С богом» – добавлял Беркут.

Взгляд Дмитрия в этот момент описать сложно. Казалось, его лично, самого ведут на казнь. Именно сейчас, именно в эту минуту. Медведев сцепил зубы и тихо произнес:

– Да. Тебе надо идти…

Я двинулась к двери рабочего кабинета Дмитрия, где мы и обсуждали весь план захвата преступников и вызволения Нади. Однако Медведев вдруг встал возле выхода, перегородив собой путь. Огромный, напряженный, каменный как скала. Он выглядел сейчас громадой, препятствием, которое никому не преодолеть…

Я остановилась напротив.

Снова эта сцена представлялась куда более чувственной, искренней и вопиюще-отчаянной, чем все страстные признания, обещания, заламывания рук и объятия.

Он будто не мог меня отпустить. А у меня не хватало решимости потребовать уйти с дороги.

Медведев дышал так, словно бежал уже не первый круг марафона и смотрел на меня, не моргая.

Прикусил губу, и рубиновая выпуклая капелька крови спустилась на его мужественный подбородок. Дмитрий будто и не почувствовал, не заметил. Взял меня за плечи, хотел что-то сказать. Потом отпустил, руки его плетьми повисли вдоль тела.

Медведев медленно отодвинулся от двери, словно каждый шаг делал с большим трудом, будто на его ноги неподъемные гири подвесили.

Сам открыл, и я вышла, стараясь не оглядываться.

* * *

Медведев

Поджилки трясутся. Так вот что это такое! Медведев раньше и не подозревал, что эта странная фраза настолько четко и однозначно может описать ощущения. Едва Алена села в машину к бандитам, все, поджилки у него затряслись по-настоящему.

Медведев оглянулся на Беркута, что сидел рядом с ним в кресле водителя.

– Лучше бы меня пустил рулить, – ворчливо, как старый дед, высказался.

Старый приятель окинул Дмитрия внимательным взглядом и хмыкнул. Дескать: тебе бы сейчас только рулить. А то у нас сумасшедших на дорогах мало, надо бы еще добавить. Но вслух Беркут ничего не сказал.

Ехал он правильней некуда. Сам Медведев лучше бы не придумал. Дворами, но так, чтобы нужная машина всякий раз появлялась в поле зрения, едва просвет между домами давал обзор на дорогу.

Полицейские и ребята Беркута старались действовать также.

В итоге, петляли все: бандиты, охранная фирма, служители порядка.

Медведев вцепился в ручку над дверью и стиснул челюсти. Сколько раз он прокусил губы до крови? Дмитрий не знал и не думал считать. Только солоноватый привкус во рту не кончался. Но разве сейчас это важно? Даже если он сгрызет губы до ошметок. Сейчас нужно поймать преступников, чтобы несчастья рыжули закончились и она могла вернуться к обычной жизни…

Обычной… будничной… семейной…

От этих мыслей во рту разливалась горечь и ком стоял в горле. Она… уедет… к… мужу…

Нет, так оно, разумеется, правильней. И Дмитрий с самого начала знал, что так может случиться.

Но, мать же твою! Как отвратительно гадко даже думать обо этом!

Внезапно темно-синее авто с явно левыми номерами другого города юркнуло в арку между многоэтажками и… стремительно скрылось из виду. Беркут рванул следом. Машина въехала во двор и со скрежетом, со свистом крутанулась…

Медведев остолбенел, весь ушел в зрение… Аж глаза начали слезиться.

– Где они? – хрипло выдохнул Дмитрий.

– Не знаю, – севшим голосом ответил Беркут.

Дмитрий еще раз окинул взглядом местность.

Так. Давай! Соображай уже, дуболом