не припекло настолько, что рванет обратно, выяснять у Алены – как рыжуля к нему относится.

Как будто мало бедной женщине потрясений! Только допроса Дмитрия не хватало кэш-беком.

…В кабинете Знаменского уже заседали двое докладчиков – явно отвезли преступников в тюремную больницу и вот теперь отчитывались о проделанной работе. Следователь мазнул взглядом по Медведеву и кивнул – мол, проходи, не стесняйся.

Казенный кабинет сильно пах кофе и сладким печеньем. Над большим деревянным рабочим столом Знаменского висел портрет президента. Рядом пристроился к стене шкаф с бесконечными рядами одинаковых по виду папок.

– В общем, слушай их сам.

Следователь развел руками: дескать, что есть то есть.

Медведев уже примерно представлял, какие новости его ждут. Так что не обнадеживался понапрасну.

Служивые наперебой докладывали.

– Алену Искандеровну хотят выманить, чтобы устранить или заставить изменить показания. Скорее всего, вначале второе, затем первое. Ведь если ее убьют раньше показания все равно можно в суде использовать.

– Да, мой тоже так сказал. Подтверждаю. Надежду Колбину пока используют как наживку. Она жива, более-менее цена до поры до времени. Но где ее держат знает только главарь, его правая рука и какой-то подручный следак. Да, у них есть продажный полицейский в кармане.

– Узнали кто? – строго уточнил Знаменский. Нахмурился, изменился в лице. Было видно, насколько услышанное ему неприятно. Посмотрел на Дмитрия и вздохнул: мол, иную правду не то что рукой, ковром не прикрыть. Она как трещина в несущей стене: как ни старайся замаскировать, дает о себе знать. Неровным рельефом, холодком по спине.

– Эти двое шестерок не в теме. Или хорошо скрывают. Но говорят складно.

– Ладно, пока свободны! – Отпустил следователь подчиненных.

Дмитрий придвинулся к столу Знаменского.

– Получается, у вас крот?

Тот кивнул.

– Ничего не попишешь. Продажа наркотиков пока более прибыльный бизнес, чем ловля продавцов наркотиков…

Покачал головой и поджал губы. Было видно, что шутка – лишь ширма, за которой скрываются истинные эмоции. Злость на продажного коллегу, который долг перед людьми поставил ниже бабла… Из санитара дремучих каменных джунглей превратился в главного жука-навозника.

– Но! Слава богу честных людей больше… Короче. Ничего нового мы не узнали. За твоим домом продолжают следить.

– Видел. Ваши нагнали машину с Аленой почти одновременно со мной.

– Ну вот пока все, что могу.

Знаменский встал, налил себе воды из голубого фильтра и покачал головой.

– Почему она с ними поехала? – спросил у Дмитрия одними местоимениями. Уточнений не требовалось. Все читалось и без них.

– Говорит, угрожали что Надьку порешат.

– Ясно. И где гарантия, что в следующий раз нам повезет?

– Я понял. Но у меня есть план!

Знаменский налил Медведеву чаю в большую белую кружку без рисунка и поставил перед гостем.

– Делись. Беркут тебя рекомендовал как гения сыска. Прямо Шерлока Холмса! А Беркут редко кого так хвалит. Даже меня умудрился удивить.

* * *

Алена

Медведев нарезал круги по комнате, не мог остановиться, даже не мог сфокусировать внимание на чем-то конкретном. Взгляд сверкающий, какой-то шальной, кулаки сжаты, каждая мышца – натянутая струна… Я еще не видела его таким взвинченным. Не представляла, что он может настолько утратить бразды самоконтроля.

Впрочем, я не так давно знала этого мужчину. Но выглядел он обычно настоящей скалой. По крайней мере, внешне. И чтобы вот так…

Знаменский и Беркут висели в окошках телеграмма и непрерывно расспрашивали:

– Ты точно все поняла?

– Ничего не перепутаешь?

– Главное не будь слишком нервной или слишком спокойной. Это вызывает подозрение.

– И не забудь про знаки. Это очень важно.

…Я терпеливо кивала. Мужчины старались и работали как настоящие профи. А я была совершенно не профи и очень даже любителем, точнее совсем не любителем опасных приключений с преступниками. Поэтому я вполне понимала их беспокойство и желание отработать «операцию» «от» и «до». Заставить меня зазубрить детали, чтобы от зубов отскакивало.

Утром мне снова прислали фотографию Нади и выглядела она хуже прежнего. Опять угрожали, требовали никому не говорить. Но на этот случай мы успели разработать план. По засекреченному каналу связи, проверенному сто раз. Медведев, по счастью, остался сегодня дома и в офис не уехал. А может и не совсем по счастью, потому что нервничал он так, словно посылал меня плавать с акулами.

Еще недавно чудилось – я для него лишь очередной объект защиты. Ибо включился настоящий мужской режим «уберечь слабую женщину», который у нормальных представителей сильного пола должен врубаться автоматически. Но… с момента моего спасения из лап преступников родилась и не покидала мысль… Неужели, он всерьез? Действительно, полюбил меня? Не в смысле «я привлекателен, вы привлекательны, так давайте не будем терять времени на ухаживания»… Именно так я воспринимала желания и чувства Медведева до недавнего времени. Именно так понимала его предложения переспать… Ведь в критических обстоятельствах, что организовали нам наркоторговцы, у мужчин часто обостряются не только инстинкты защитника. Но и другие, вполне естественные инстинкты их пола…

Только не после того, как Дмитрий вытащил меня, трясущуюся как осиновый лист, из машины…

В ушах звучало «Да если бы с тобой что-то случилось? Мне тогда что делать?»

Это было так истошно-искренне, так трогательно-откровенно, что признание в любви уже прозвучало не так душевно, не так проникновенно.

Когда Беркут и Знаменский убедились, что я настроена на операцию и все тонкости знаю на зубок, телеграмм окошки исчезли и я посмотрела на Дмитрия.

Он остановился, замер, словно мой взгляд парализовал, превратил в статую.

Только взгляд Медведева шарил по моему лицу, ища какие-то ответы, возможно, обещания?

Я выпрямилась и продолжала молча наблюдать за Дмитрием.

Он прошелся по комнате снова, взял себе стул, крутанул его и сел задом наперед, сложив руки на спинку.

Мы так и замерли. Глаза в глаза. Не моргая. Не прерывая почти гипнотический зрительный контакт двух внезапно нашедших друг друга. Внезапно. Нашедших. Иначе не скажешь.

Наверное, нет ничего прочнее, важнее и чувственней, чем эти сцепившиеся намертво взгляды. Робкое касание рук, когда ток пробивает по всему телу и дышать резко становится сложно, уже уверенные, страстные толчки в момент слияния. Все это важно.

Но не так… Не настолько…

Наверное, наша с Владом семья покатилась вниз с горы счастья и понимания в пропасть отчуждения и обид именно когда мы перестали смотреть друг на друга так… Когда наши взгляды перестали притягиваться подобно мощным магнитам…

Так… Словно уже неважно где, что и когда.

Словно эта цепь соединенных взглядов сплачивает сильнее металлических наручников на запястьях друг друга.

Я вдруг поймала себя на мысли, что совершенно забыла о Владе. О нашем супружестве, о том, что