Он запрокинул голову, посмотрел вверх. На корабле, за гранью аметистовых небес, его ждала женщина, не подружка на ночь, но та, с которой он мог бы прожить первую жизнь – возможно, и все остальные, от реверсии к реверсии. Он расстался с нею утром, но уже тосковал; ему хотелось заглянуть в ее янтарные глаза, увидеть ее чудную улыбку, прикоснуться к ее щеке. Что ж, Д ‘ Анат ‘ кхани, Дар Южного Ветра, скоро будет здесь – до высадки экспедиции всего лишь восемнадцать дней. Он может ждать ее в городе боргов у моря, в Парао Ульфи М ‘ айт, где ему обещаны жилище и почет… Он лучше узнает язык и нравы этого племени, расспросит Лабата и, возможно, догадается, в чем причина вражды между гнездами… Это было бы очень полезным – особенно, если вспомнить про гибель людей из первой экспедиции…

«Я уговариваю сам себя, – подумал Калеб и усмехнулся: – К чему? Я останусь. Я так решил».

Послав сигнал вызова, он произнес:

– Сьон доктор, пусть отношения с боргами вас не беспокоят. Я уже сам борг и завтра могу отправиться с ними.

– Куда именно, Охотник? – раздался голос Аригато Оэ.

– Видимо, разорять Окатро. После этого их войско вернется в Парао.

Тишина – должно быть, дуайен размышлял. Потом:

– Я слышал ваш разговор с туземцем… правда, не все понял… например, это: смыть ярость с клинков.

– Он имел в виду отдых после битвы, – пояснил Калеб. – Их язык богат идиомами. Обратите на это внимание во время импринтинга… Вы уже его прошли?

– Нет, еще нет. Вашу беседу переводили Десмонд и бортовой компьютер. – Аригато Оэ помолчал. – Думаю, ваши контакты с этим вождем сложились удачно и их стоит продолжить. По всей вероятности, он важная персона в городе, чье слово значит многое… Вы его впечатлили, Охотник. Это хорошее начало.

– Я могу остаться? – быстро спросил Калеб.

– Полагаю, да. Но помните: вы – наш защитник, и это главное. Собственно, контакт не входит в ваши обязанности.

– Контакт – лучшая гарантия безопасности, – отозвался Калеб. – Постараюсь, чтобы вас встретили с оркестром и салютом.

Он зашагал к выходу из ущелья. За его спиной челнок бесшумно всплыл в жарком воздухе, замер на мгновение и ринулся в аметистовые небеса. Они выглядели уже не такими ясными и чистыми – солнце Борга клонилось к закату, и небосклон над степью заволакивал дым.

Через несколько минут Калеб очутился на равнине. Там горели огромные костры, сложенные из мертвых тел, выжившие подтаскивали к ним бурдюки с темной жидкостью, поливали трупы, и огонь принимался за них с еще большей яростью. Другие борги суетились у вместительных фургонов, грузили доспехи и оружие, а за линией повозок тоже мерцали огни, многочисленные, но небольшие. Над погребальными кострами летал пепел, поднимались в небо черные едкие дымы, и Калеб, принюхавшись, решил, что жгут нефть. От небольших костров тянуло иными запахами, более приятными – там варили похлебку.

Он приблизился к двум боргам, тащившим тяжелый бурдюк. Воины были уже без доспехов, почти нагие, только бедра стягивала полоска пестрой ткани. Их тела лоснились от пота.

– Отдохните, парни. – Калеб вытянул руку с раскрытой ладонью. – Я ищу Лабата. Где он?

– Да будет свет в твоих глазах ярок! – в один голос рявкнули воины. Затем один из них ударил в грудь кулаком и сказал:

– Я быть-есть Марким, владеющий мечом. Лабат сказал, что ты придешь, и все его слышали. Я провожу тебя к Лабату.

– Веди, Марким. А ты не надрывайся, – велел Калеб второму боргу. – Видишь бездельника, что тащит труп? Мертвые никуда не торопятся. Пусть бросит его и поможет тебе.

Марким направился к кострам, пылавшим за возами. Он был бос, и его ступни с длинными пальцами шаркали по земле, вздымая пыль. Похоже, он сильно утомился, но не показывал этого, голову держал высоко и временами с почтительным видом поглядывал на Калеба. Его резкие черты казались не такими утонченными, как у Лабата, – лицо было шире, рот гораздо больше, густые черные волосы покрывал пепел. Видно, Марким относился к другому, более низкому сословию, чем вождь.

– Мертвых больше, чем живых, – пробормотал Калеб, покосившись на костры.

Его провожатый стряхнул пепел с волос.

– В этот день многие переселились в Яму… наши и воины речного гнезда… Пусть будет легкой их дорога! Лучше потерять жизнь от меча и копья, чем умереть в зубах чудовищ или лишиться разума.

«Чудовищ», – почти машинально отметил Калеб. Затем спросил:

– Вы давно враждуете с людьми из Окатро Куао?

Огромный рот Маркима растянулся в нерешительной улыбке.

– Лабат сказал, что ты из далеких, очень далеких мест… может быть, на твоих островах нет Пещер и все умирают, не сохранив потомство… может быть, у вас все иначе…

– Иначе, – подтвердил Калеб. – Ну и что?

– Мы не враждуем с Окатро Куао и другими гнездами на побережье и равнине. Но нам не пережить Пору Заката, а смерть в бою почетна и легка.

Калеб остановился и посмотрел в лицо Маркима.

– Значит, не враждуете… И мы не пойдем в речное гнездо, чтобы убивать и… – Внезапно он сообразил, что понятие «грабить» в языке боргов отсутствует. Правда, была замена, и Калеб продолжил: – Чтобы убить жителей и забрать их богатства? Не пойдем туда?

– За богатствами? – Марким открыл в удивлении рот. – Зачем? У нас своего хватает, и Дни Безумия еще не наступили. Мы пойдем в речное гнездо и другие гнезда, если будем живы, но позже, позже. Всюду много бесплодных женщин, но время убивать их не пришло. Пора Заката еще на середине.

– Конечно, не пришло, – согласился Калеб. – Даже на моих островах об этом знают.

Вслед за Маркимом он зашагал туда, где в сумерках, сгущавшихся над равниной, рдели костры. Он не понимал ничего. Борги явно не питали ненависти к соплеменникам, даже к чужакам, совсем на них непохожим. Не кровожадный народ – скорее склонный к миролюбию… Их предводитель не выглядел глупцом, но был готов поверить, что он, Калеб, существо из этого мира, борг из каких-то далеких мест, где умеют делать чудесные доспехи из пластика и клинки из нитридной стали. Лабат даже звал чужака в свой город, обещая, что там его встретят с почетом… Это никак не вязалось с холмами мертвых тел, горевших в огромных кострах, и с яростной, не знающей пощады битвой. Не больше, чем три посланца Архивов, растерзанных в Окатро Куао.

«Загадка, тайна», – думал Калеб, размышляя над тем, что видел и слышал в этот день. Впрочем, любые загадки отступали перед упорством и временем, а он, как все Охотники, был терпелив. Его учили сомневаться, ибо то, что видишь, не всегда соответствует реальности, и даже вроде бы ясные факты каждый толкует в рамках своих понятий, знаний и жизненного опыта. Взять хотя бы несчастного Гауба и других бедолаг, чьим разумом завладели паразиты: с виду люди, а на деле – чудовища. Так и борги. Наверняка они были не такими, как представлялось ему сейчас; их кровожадность, равно как миролюбие, могла обернуться иллюзией.