— Темнота ты весковая, это же дочь какого-нибудь судьи или вообще наместника! — не выдержал Альк. — Такие рукава как раз означают, что ей не приходится ни работать, ни толкаться в толпе!

— Да-а-а? Но они, наверное, все равно такие неудобные… А мочанку как в них есть? Обкапаешься же весь!

— Ха-ха-ха! — Крыс представил, как расфуфыренная девица изысканно, с оттопыренным мизинчиком, макает кусок блина в жирную подливку. — Скажи еще — говяжьи мослы обгрызать.

— А если на дороге лужи? — наивно продолжала гадать Рыска, вынудив-таки богатейку ускорить шаг и свернуть в первую попавшуюся улочку. — Гляди, гляди, водичка! Прямо из камня течет!

Девушка благоговейно уставилась на фонтан: грязную струю, бившую изо рта такого обшарпанного, позелененного плесенью изваяния, что создавалось впечатление, будто ему очень, очень худо.

— Будь я человеком, рядом с тобой давно бы от стыда сгорел, — обреченно объявил Альк, разжимая коготки и сползая девушке за пазуху.

* * *

Через лучину опьянение новизной прошло, и Рыска начала понимать, что имел в виду ее спутник. Камнями оказались вымощены далеко не все улицы. На некоторых лежали доски, осклизлые от помоев, на других — только помои. Побелка на домах лупилась большими хлопьями, крашеная солома с изнанки прогнила, и в ней гнездились воробьи. Повсюду сидели нищие, непрестанно кланяясь и бормоча благодарности пополам с проклятиями — в зависимости от щедрости прохожих. Редкие порывы ветра, сдуру залетевшие в переулочную вязь, пахли то едой, то тем, во что она превращается, причем разница между ними порой улавливалась с трудом.

Рыска ойкнула, оглянулась, но щель между двумя домами была так узка и темна, что за три шага от нее уже ничего не удавалось разобрать.

— Кажется, там за кучей мусора труп лежит!

— Может быть, — равнодушно отозвался крыс, даже не пожелав высунуться и проверить.

— Так надо скорее стражу звать!

— Сама найдет.

— А вдруг нет? Я и то случайно заметила, потому что с седла! Он там неделю лежать может!

— По такой жаре — полдня от силы, — цинично заверил Альк.

— Но это же человек! Нельзя бросить его вот так валяться в грязи!

— Это труп, и ему уже на все наплевать. А стражники первым делом обшарят твои карманы и отнимут все мало-мальски ценное.

— За что?!

— А вдруг ты успела обобрать покойника и утаила важные улики?

— Но я бы никогда такого не сделала!

— Если начнешь возражать, заподозрят, что ты его и пристукнула. Подхлестни-ка лучше корову, чтобы убраться отсюда до их появления.

Дальше Рыска ехала такая пришибленная, что ее не впечатлил ни мост с ажурными перилами, изогнувший спину, как трущаяся о ноги кошка, — корова еле по нему взобралась, — ни цветная лепнина на высоком узком доме, похожем на пеструю птицу, застрявшую в жухлом кустарнике. Несколько раз навстречу попадались стражники, один даже гаркнул на Рыску, чтобы проваливала с этой улицы — здесь на коровах не ездят, — но останавливать, вымогая мзду, поленился. Проще к какому-нибудь горожанину прицепиться, те сразу смекалисто лезут за кошелями и жалоб потом наместнику не пишут.

Потом дорогу перегородил пожиратель огня, «обедающий» длинным горящим прутом.

— Есть-то как хочется, — завистливо вздохнула Рыска. Утром они с Альком разделили последнюю корку, и ее было маловато даже для перекуса.

Лицедей рыгнул пламенным облаком, корова испуганно замычала и проскочила вперед, чуть не сбив бранящегося мужика с ног и оставив ему в награду большую пахучую лепешку.

Крыс зашебуршился и снова выглянул из-за пазухи:

— Сверни на следующем повороте… А теперь прямо-прямо-прямо, пока дома не расступятся.

— Это мы наконец на окраину выехали?

— Да сколько там того города… просто улочек много, вот и кажется, что он огромный, когда в центре плутаешь. Нам туда. — Крыс вытянул мордочку к избушке по правой стороне дороги.

У длинной коровязи стояло два воза и скаковая буренка, на крыше, свесив с охлупня хвост и переднюю лапу, дрыхла трехцветная кошка. Стены были побелены, чтобы издалека виднелись ночью, и размалеваны картинками, привлекающими внимание днем. Слева от двери — стая зеленых красноносых роготунов, чокающихся кружками, справа — жареный поросенок на блюде, окруженный разноцветными яблочками.

— Это же кормильня! — перепугалась девушка.

— И что?

— Там мужики варенуху пьют!

— Верно. А еще отдыхают и едят. Девушки в том числе.

— Знаю я, какие там девушки! Они давно и не девушки вовсе!

— Дурында, сейчас же утро. Потаскухи тут только к вечеру появятся, когда отоспятся.

— Ну и я не пойду! — уперлась Рыска. — А то примут еще за… рано проснувшуюся.

— Тебя?! Не обольщайся.

— Почему это? — как-то даже обиделась девушка.

— Да у тебя на лице написано: не тронь — лягнет!

— Те, кто сидят в кормильнях, на это не смотрят! Им лишь бы в юбке!

Крыс досадливо шевельнул усами:

— Слушай, откуда ты столько знаешь про кормильни, если никогда в них не была?

— Хозяйские дочки рассказывали!

— А они сюда заходили?

— Конечно нет! — с возмущением опровергла девушка. — Приличной женщине там делать нечего!

— Тогда почему ты им веришь?

Рыска растерянно потеребила поводья. Маська и Диша действительно любили приврать для красного словца, а то и поиздеваться над наивной служанкой. Сурок-то отзывался о кормильнях с куда большей приязнью. Может, просто не брал туда дочерей, а те с досады всяких глупостей насочиняли?

Корова, совсем запутавшись, чего хочет от нее всадница, остановилась и начала меланхолично объедать придорожный куст.

— А ты был в кормильне? — неуверенно спросила Рыска.

— Сто раз!

— В этой самой?

— И в этой тоже. Вполне приличное заведение… то есть дрянное, конечно, но перекусить здесь можно.

В животе заурчало еще требовательнее.

— Заодно расспросим о твоем дружке, — продолжал соблазнять Альк. — Сплетни стекаются в такие места, как помои в сточную канаву. Или ты так и собираешься разъезжать по городу взад-вперед, вглядываясь в мужиков? Тогда о тебе точно кой-чего подумают.

Пока спорили, кормильня осталась позади, пришлось разворачивать Милку. Стоило ей остановиться у коровязи, как откуда-то выскочил парнишка лет четырнадцати и услужливо придержал скотину, пока девушка слезала.