— Что это за порода? — спросил я хозяина.

— Наши, русские овчарки, — рассеяно ответил он, — погоди, вот сейчас возьмут след и отыщут этого… волка! — с надеждой в голосе пообещал Василий Иванович.

Я промолчал, наблюдая, как псари притравливают собак.

Увы, факир был пьян и фокус не удался. Овчарки брать след зверя не желали. Они бестолково толклись в палисаднике, не понимая, чего от них хотят.

— Не чуют! — прошептал кто-то за моей спиной. — Волк-то, видать, зачарованный!

— Барин, у забора подкоп! — закричал кто-то со двора.

— Нужно собирать охоту, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трегубов, — а у меня нога сломана!

— Пойду, посоветуюсь с умными людьми, может быть, что-нибудь придумаем, — пообещал я, рассчитывая на помощь Костюкова. Похоже, он единственный знал, что следовало делать.

— Устроим облаву, куда он денется! — продолжал рассуждать вслух хозяин. — Нешто один зверь со всеми нами совладает!

Напоминать, что облавы они уже организовывали, и чем это кончилось, я не стал. Костюков и Иван с нетерпеливо ждали моего прихода и тут же набросились с вопросами. Я им рассказал все, что удалось узнать. Иван, судя по выражению лица, в оборотнях, как и я, не разбирался — смотрел с надеждой на Костюкова. Тот лежал с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на подушку.

— Помещик хочет организовать облаву, не знаю только, будет ли от этого прок, — сказал я, не дождавшись от него комментариев случившемуся.

— Пусть попробуют, — наконец, сказал волхв. — До полнолуния оборотень будет бессилен. К тому же он о трех ногах.

— Лапа тоже исчезла, — вспомнил я. — Может, и она приживется?

— Ты своей саблей ее отрубил?

— Да, я же говорил.

— Тогда не приживется. Против этой сабли он бессилен. Если бы ты его проткнул, было бы наверняка.

— Кто же мог знать! Я впервые встречаюсь с оборотнями. Раньше думал, что это сказки. А чем, кроме сабли, с ним можно справиться?

— Заговоренной стрелой, — ответил волхв. — Только взять ее неоткуда. Был бы я в силах!

— А серебряной пулей его убить можно? — спросил я, вспомнив, что где-то слышал нечто подобное.

— Серебро магический металл, — ответил, подумав, Костюков. — А если освятить в церкви, то, может быть, и получится. Только где взять такую пулю? Да и не простое дело оборотня убить. Тут нужно соблюдать многие условия: знать заговор, быть одному, одной пулей и попасть с первого раза.

— Думаю, сделать пули не очень сложно. Кузница в селе есть, возьму серебряные монеты, расплавлю и отолью, — сказал я.

— Ты что, кузнечное дело понимаешь? — удивился волхв.

— В таких объемах, — начал я и поправился, чтобы меня поняли, — немного умею. Пулю отлить дело нехитрое.

— Коли так, попробуй. Эх, если бы я на ноги встал, я бы с ним за все посчитался! Однако, боюсь, что до полнолуния в силу войти не успею!

Я не стал спрашивать, почему же тогда он попал в плен к Вошину и просидел несколько месяцев в его темнице. Увы, видимо, не только мы, люди, но и волхвы имеют слабость преувеличивать свои возможности.

— Значит, сначала пусть местные жители организуют облаву, а не получится, я пойду на охоту…

— Почему только ты, я тоже, — сказал Иван. — Не убил с первого раза, убью со второго.

— Вы можете посоветовать, как правильно организовать облаву? — спросил я Костюкова.

— Оборотень сейчас прячется, до полнолуния…

— Про полнолуние вы уже говорили, — перебил я.

— Пускай во всей округе проверят все ямы, старые медвежьи берлоги, глубокие овраги. Может быть, и повезет. Хотя вряд ли…

— Понятно. Хорошо, я тогда пойду решать вопрос с пулями.

— Я с тобой, — вызвался Иван, — вдвоем веселее.

Оставив волхва набираться сил, мы отправились к Трегубову. Василий Иванович лежал постели с привязанным к ноге грузом и жаловался окружившим его ложе гостям на свою тяжелую жизнь. Здесь же была и Аля, как мне показалось, полная сочувствия к бедному страдальцу. Кроме нее, сочувствовали страждущему еще четыре дворянские девицы, умильно глядевшие на холостого богача и одинаково манерно обмахивающиеся душистыми кружевными платочками.

— Ну, что ты решил с облавой? — спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. — Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.

— Куда же я с больной ногой, — горестно сказал он, — коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.

— Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?

— Как не быть.

— Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.

— Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.

— И еще мне нужны два хороших ружья.

— Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!

— Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! — заверил я бедного страдальца.

Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.

Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.

Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.

— Вот это ружьецо! — восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузницу. — Знатное ружьецо! Это чья работа?

— Аглицкая.

— Слышал про такую страну. У них королем Егорий?

— В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.

— А из чего ты пули лить думаешь?

— Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?

— Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?

— Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.

— Проба-то что, почему бы и не попробовать, — по-своему перевел Иван слово «проба», — только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.

— Ничего, — успокоил я рачительного хозяина, — мы потом с Трегубова деньги стребуем.