Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дам, — удивленно сказал я, протягивая обещанную монету. — Ты хорошо смотрел? Может быть, его куда-нибудь унесли или зарыли?
— Никуда не уносили. Его по всему двору ищут. Сам барин из окна ругается!
— Что за чертовщина, — начал я, но меня перебил Костюков:
— Вы что, его просто так на улице бросили?
— В общем-то да, только оттащили к дому. Кто же знал, что на него воры позарятся!
— Это не воры, — мрачно сказал он, — это мы все оборотня прозевали. Что же ты, Иван? Григорьич человек молодой, неопытный, а ты-то куда смотрел?
— Дохлый он был, своими глазами видел! Мертвей не бывает, — воскликнул Иван. — Не мог он ожить! В нем три моих пули сидят, да еще здешнего помещика, и еще его благородие лапу ему отрубил!
— Не мог, да ожил! Моя вина. Прозевал! Я надеялся, что ты знаешь…
— Чего Иван должен знать? — вешался я в разговор, не понимая, о чем толкует Костюков. Я сам подходил к убитому зверю — он был мертвей мертвого, уже начинал коченеть.
— Разве ж его простой пулей возьмешь! Нужно было по крайности вогнать осиновый кол! — не ответив на мой вопрос, причитал волхв.
— Зачем ему осиновый кол, он, чай, не вурдалак, а оборотень! — сказал смущенно солдат.
— Был простым оборотнем, а стал оборотнем-упырем. Теперь его почти ничем не возьмешь. Промахнулся ты, долгожилый! Если его не найти до полнолуния и не добить, то…
— Вы хотите сказать, что убитый волк ожил и убежал? — уточнил я.
— Ох, беда, беда! — стенал Костюков, обхватив голову рукам. — Моя вина, проспал, пролежал на боку…
— Ладно, пойду, сам узнаю, что там случилось, — сказал я, прерывая его неконструктивные, на мой взгляд, причитания.
У господского дома творилось нечто невообразимое. Под окнами с криками бегали люди в господском платье. Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад. Василий Иванович, высунувшись из окна, что-то кричал, показывая рукой на что-то лежащее внизу.
Я пошел выяснить, что его так взволновало. Пока я приближался к дому, он ненадолго исчез из окна, потом опять появился. Вид у него был непривычно взволнованный. Мягкая улыбка и плавность жестов исчезли — теперь это был типичный самодур-помещик.
— Розарий! — отчаянно завопил он. — Запорю!
Я удивился, мне казалось, что весь сыр-бор происходит из-за пропавшего трупа волка — оказалось, что хозяина волнует разоренный под окнами его спальни розарий.
Теперь мне было видно, что кто-то совершенно варварски переломал все кусты роз на великолепной клумбе. Я подошел и осмотрел землю и газоны от места, где вчера лежал волк, до самой клумбы. Следы уже порядком затоптали, но заметить, что по земле напрямик от дома к ограде протащили что-то тяжелое, еще было можно. Я подумал, что в разорении цветника виноваты не дворовые люди, тем более, подвыпившие гости, а наш исчезнувший зверь.
— Алексей Григорьевич, посмотри, что сделали с цветами эти варвары! Мои любимые розы! — со слезой в голосе закричал Трегубов, увидев меня.
— Вы не знаете, куда делся волк? — крикнул я в ответ.
— Какой волк! Посмотри, что сталось с моими розами!
— Кузьма Платонович, — остановил я шустрого старичка, суетящегося под хозяйским взором, — вы не знаете, куда делся труп волка?
Приживал, кажется, уже окончательно утвердившийся в роли домоправителя, ответил высоким, плаксивым голосом:
— До того ли нам, Алексей Григорьевич, посмотрите, какое у нас горе! Злые люди все наши любимые цветочки поломали!
Отвечал мне Кузьма Платонович неестественно громко, видимо, для того, чтобы хозяин услышал и оценил его преданность и рвение.
— Вы не приказывали его куда-нибудь убрать? — спросил я, чтобы окончательно удостовериться, что к пропаже волка местные обитатели и дворня не имеют отношения.
— Не приказывал, батюшка, да что он тебе сдался? До того ли нам теперь! Горе-то какое!
Оставив его убиваться перед светлым, скорбным ликом хозяина, я поднялся в спальню Трегубова. Тот сидел в кресле перед окном, отставив в сторону сломанную ногу, картинно прикрыв ладонью глаза. По углам и стенкам спальни жались бледные родственники и друзья со скорбными минами.
— Это что же за варварство? — плачущим голосом спросил меня Василий Иванович. — Неужто можно посягать на такую изящную красоту!
— Можно, — сказал я. — Только я думаю, что дело много хуже, чем поломанные розы.
— Как так? — картинно удивился помещик. — Что же может быть хуже?
— Боюсь, что скоро посягнут не только на цветы, а и на нашу с вами жизнь.
— Что такое? Кто посягнет?! Кто посмеет?!
— Оборотень, — мрачно сказал я. — Проспали мы с тобой, дорогой друг Трегубов, оборотня.
— Как так? — разом забыв про погубленные цветочки, округлив глаза, воскликнул Василий Иванович. — Ванька же насмерть убитый!
— Был убитый, да куда-то сплыл. Погляди под окно. Волк пропал неведомо куда, а след от места, где он лежал, ведет точно к забору. Скорее всего, когда Вошин отсюда уползал, по пути разорил и твой розарий.
— Не может быть! — воскликнул Костюков и вскочил, забыв про сломанную ногу.
Впрочем, тотчас же упал назад в кресло.
— Нога! Ради Бога, помогите!
Домочадцы бросились к нему на помощь. Однако, он отмахнулся от них, встал на здоровую конечность, высунулся в окно проверить мои слова. Отсюда сверху след был виден еще более явственно, чем внизу. Около самого забора была заметна свежевскопанная земля.
— Кузьма Платонович, — закричал Трегубов, — где волк?
Внизу общая суета вокруг разоренной клумбы тотчас прекратилась, и все, кто там был, уставились на место, где вчера лежал труп зверя.
Платон Кузьмич только беспомощно развел руками.
— Мне один верный человек сказал, что оборотня нельзя убить простой пулей, — добавил я горечи к растерянности вчерашнего героя.
Василий Иванович растерянно на меня оглянулся.
— Так ты думаешь, он смог ожить?
— Не знаю, но если действительно ожил, нам с тобой мало не покажется! Мы самые главные его враги.
— Думаешь, он будет мстить? — как мне показалось, с надеждой на отрицательный ответ спросил помещик. — А может быть, это его кто-нибудь из мужиков утащил!
— Ага, на чучело, — скептически сказал я.
— Нужно поискать с собаками, — подсказал один из бедных родственников, находившихся в спальне хозяина. — У нас есть свора на волков.
Мысль была конструктивная. Тотчас Трегубов отдал соответствующее распоряжение. Все тотчас забегали, и минут через пять прибежали псари со сворой очень крупных собак. Собак такой породы я никогда не встречал. У них были удлиненные туловища, круглые морды, густо обросшей длинной шерстью, небольшие, с висящими кончиками, уши, почти совершенно прикрытые шерстью. Псы рвались с поводков и рычали, отпугивая зевак.