— Мы идем по кругу, — сказала Норф.

Шип чуть не спросила, откуда она знает, но тут заметила мелькнувшую справа над крышами башню. Два года назад она некоторое весьма непродолжительное время провела в Рестомире и никогда не была на этом участке, распланированном с отсутствием всякого благоразумия, что всегда отличало Грондина. К тому же ее ощущение направления было даже хуже, чем реакция головы на высоту. Возможно, этот узкий проход сократит дорогу к главной улице. Нет. С трех сторон глухие сырые стены без окон. Тупик.

Крики приближались. В открытом конце аллеи мелькнул свет факелов. Потом кто-то почти над головой заорал:

— У-лю-лю, э-ге-гей! Сюда!

Факелы подались назад — охота последовала за настойчивым голосом, вопящим теперь еще выше:

— Эй-эй-эй, если можешь, поймай скорей!

Но облегчение Шип было недолгим; когда она повернулась к своей маленькой команде, Норф отсутствовала. Сбежала.

Она могла бы спросить себя — куда? Здесь только голые кирпичи и свисающая с крыши водосточная труба. Но кадет способна была думать только о том, что девчонка смылась. Норф или Каинрон, все эти высокорожденные одинаковы.

Однако никто из «вышестоящих» не может уменьшить ее собственной ответственности. Надо уводить своих кадетов в безопасное место.

У входа в аллею они повернули налево — к знакомому хихикающему Хигрону, как полагала Шип. Но вскоре она поняла, что они шли в совершенно другом направлении, сделав петлю, — из-за стены доносился звук бегущей воды. Снова налево — и вот восточный мост, ведущий к половине Калдана.

— Что ж, это не совсем задняя дверь, — запыхавшись, произнесла Норф у самого локтя, — но до башни можно ведь добраться и этим путем. Ты же не решила, что я сбежала, а? Милостивые Трое! Решила. Слушай, кадет: от меня время от времени можно ожидать странного поведения, но такого — никогда. Поняла?

Кендар просто посмотрела на нее.

— Правильно, — сказала Джейм. — Надо ли что-то доказывать?

Но она докажет, поклялась она себе, как доказала Марку, — только не рассказывая этой девушке с деревянным лицом, как «леди» провела последние полчаса, карабкаясь по крышам с перекинутым через спину мертвым знаменем, играя в пятнашки в третий раз за неделю.

— После тебя. — Она показала на мост.

Забурлила черная вода, бывшая когда-то белым снегом, неистовствуя в узком проеме между стен двух территорий. От шума звенело в ушах. На той стороне, после того как отряд проскользнул в ворота Калдана и закрыл их за собой, заслоняясь от грохота реки, Джейм повторила вопрос, который пыталась задать полпути назад.

— Ты должна была жить в этих покоях, когда служила в Рестомире. Насколько хорошо ты тут ориентируешься?

— Достаточно, — кратко ответила кадет. — Но это не поможет. — Она резко взглянула на Джейм. — Откуда ты знаешь, что я совершала обходы?

— Я, э-э, должно быть, слышала где-то. — Джейм смутилась.

На самом деле она подслушала это, сидя в палатке Верховного Лорда.

«Одни предки знают, что сделала эта кендар, чтобы так разозлить Калдана», — сказал тогда Торисен и умолк, — видимо, это был вопрос.

Но молчание Харна было красноречивее всяких ответов: есть вещи, о которых высокорожденные не должны спрашивать.

— Странно, что тут нет охраны. — Джейм поспешно сменила тему и попятилась, чтобы заглянуть в сторожку-коробку, водруженную над воротами.

Нога запнулась о проволоку. Девушка повалилась, чуть не придавив Жура, отпрыгнувшего с недовольным мявком. Но обида превратилась в испуганный визг, за которым последовал жуткий треск. Взметнулись фонтаном глиняные черепки.

— Как неаккуратно, кадеты, — произнес холодный голос над головой.

На краю сторожки сидел, свесив ноги, седой человек. Он больше походил на выброшенного щенка, чем на ветерана-офицера, как утверждал его шарф.

— Ну-ну, — он улыбнулся высокой девушке внизу, — с возвращением в Рестомир, Железный Шип.

Шип ответила на языке, которого Джейм не понимала, но человек оборвал ее.

— Говори по-кенски, дитя, — мягко сказал он. — У тебя нет больше прав на боевую речь Каинрона.

— Как скажешь, Быстроногий. Ты намерен поднять стражу?

— Я это только что сделал или попытался сделать. — Он кивнул головой на самодельный капкан. — Зачем ты здесь?

— Это личное дело. Никакой опасности Каинрону или Рестомиру, насколько я вижу.

«Она не должна была приходить», — поняла Джейм. В конце концов, не так-то просто переломить поколения зависимости от Дома.

— Честно, — сказал Быстроногий. — Вряд ли ты та, из-за кого поставили дозоры. Большинство наших людей сейчас гоняются за мерикитом в низине. Никто тут не забыл Киторна.

— Это была и наша задача, с которой мы вышли из Тентира. Мы прекратили поиски из-за предвестий.

— Предвестья… — На вялом лице вспыхнули глаза. — Нет, не то. Наши солдаты могут скрыться в нору, как мерикит. Вдали от Рестомира их мозги должны быть достаточно чисты хотя бы для этого.

— Да. Но помощи нет.

Рот офицера дернулся, словно признавая что-то, чего Джейм не уловила.

— Правда, дитя, правда. «Помощь» может дорого стоить. Совет дешевле, и я дам тебе его, ради старых времен: каким бы ни было твое дело, не становись на пути милорда. Этой ночью он посвящает новичка в кандидаты.

— Я… Да. Вижу. Прощай, Быстроногий, и спасибо тебе.

— Хороший был треск, — сказала Джейм, когда они отошли. — Ну и почему нас еще не связали стражники? И что не так с твоим другом?

— «Другом», леди? Да, полагаю, он был им. Он жевал черный корень. Кусочек его очищает голову. А кусочек побольше ведет к прогрессирующему параличу. Пять дней… В лучшем случае он никогда больше не будет быстроногим.

— И все это случилось со всеми солдатами гарнизона? Из-за жабы-Калдана?

— Нет, леди. Из-за того, к чему и ты призывала недавно, — из-за чести и повиновения.

Один из кадетов изумленно вскрикнул, Джейм быстро обернулась — в их ряды затесалась незнакомка. Судя по одежде, она была обычным кендаром, вроде бы пекарем. Она следовала за отрядом, но чуть быстрее, так что оказалась в самой середине группы. С широко раскрытыми, но невидящими глазами она прошла между Джейм и Шип. Они проводили ее взглядом. Женщина шла на цыпочках, словно ее схватили за загривок и толкали вперед.

Теперь уже немало лунатиков стало нагонять команду, число их росло, людской поток лился, как талые воды с гор. Все они текли к главной площади Рестомира. Огромное открытое пространство и так уже было заполнено народом — мужчинами, женщинами, детьми. Все двигались как один человек, словно повторяя движения какого-то странного танца. Если поворачивался один — крутились все; если один всплескивал руками — тысяча рук повторяла жест. Выражение спящих лиц менялось мгновенно, будто ветер колыхал гладь пруда: гнев, высокомерие и что-то очень похожее на страх.