А вот сумеют ли совладать с хольмгардскими крикунами наместники Ярополка?

Дядька считал: не сумеют. Как только киевское войско окажется достаточно далеко, Новгород забурлит.

Умело науськанные крикуны подымут бучу и наместников Ярополка выкинут из города.

А потом устрашатся содеянного и прибегут к Владимиру: защити, княже!

Однако драться с Киевом – не хочется. Брата Ярополка Владимир считал слабым князем. Но знал, как сильно созданное отцом и бабкой Ольгой Киевское княжество. И воеводы у Ярополка – хороши. Лют Свенельдич это очень хорошо показал. Сейчас дядька Добрыня щедро сеет серебро и злато, чтобы верные Ярополку перестали быть верными. Рассорить Ярополка с Олегом. Развести киевских воевод, заставить их исполчиться друг на друга… Удастся ли дядьке разрушить Ярополкову крепость изнутри? Сам Владимир не смог бы. Ему проще срубить дерево, чем подточить его корни. Владимир многое перенял у своих друзей-скандинавов, а для того же свея доброй вещью считается та, за которую заплатили железом, а не золотом. Но когда Добрыня возил золото киевским боярам, Владимир не возражал. Если все выйдет так, как задумал дядька, и младшие братья раздерутся между собой, то Владимир, старший сын Святослава, придет в Киев и замирит младших. А чтобы ни у кого не возникло сомнений в его первородстве, вместе с ним придут нурманы и свеи. Наемники и соратники. Особенно – соратники. Такие, как ярл Дагмар. Когда Владимир сядет на киевский стол, скандинавы станут его ближней дружиной. Киевские земли – богатые, поэтому Владимир сможет быть щедрым. А его хирдманны будут ему верны. Они будут преданы Владимиру еще больше, чем варяги – его отцу. Ведь варяги – они свои, а скандинавы – чужие. Без Владимира им в Киеве не выжить.

Но варягов Владимир тоже не обидит. Особенно тех, кто остался верен Перуну и не перекинулся под крыло ромейского бога.

«Пусть твои ближники ненавидят друг друга, и они никогда не сговорятся за твоей спиной. И будут следить друг за другом лучше, чем самые лучшие соглядатаи, – учил Владимира Добрыня. – Так поступала твоя бабка Ольга. И ее власть была крепкой».

«Но ближники моего отца, они ведь были другими!» – возразил дядьке юный еще Владимир.

«Твой отец был великий воин. И у его дружины всегда был настоящий враг. Воевать и править – это разные умения. Удача твоего отца как полководца была так велика, что никто и думать не мог противиться ей. А вот его удача как правителя оказалась совсем малой».

«Почему? – удивился Владимир. – Мой отец завоёвывал царства!»

«Завоёвывал – да, но – не правил. А ты – будешь».

– Я – буду, – глядя на гнувшихся под тяжестью добычи курлов, прошептал князь, потерявший стол, но в очередной раз убедившийся, что боги к нему благосклонны. – Моя удача – со мной.

Берегись, Ярополк! Я иду!

На мгновение Владимир забыл, как далеко отсюда до Киева. А до киевского стола – путь еще длиннее.

Владимир еще не знал, что путь этот, хоть долог, но уже много короче, чем весной. Уже взошла в Ирий из пламени душа могучего киевского воеводы и недруга Владимира – Люта Свенельдовича. А взамен грозного защитника пришел на землю русов самый страшный из врагов. Страшнее ромеев и печенегов. Пришел и поселился навеки. Имя этому врагу – усобица.[15]

* * *

– Тесни ее, тесни! – вопил Малой, подгоняя коня, что высокими прыжками несся по ковыльному морю.

Справа, шагах в пятидесяти, раскручивая волосяной аркан, летел Антиф.

Отбитая от табуна кобылка мчалась что было сил, обгоняя и Малого, и Антифа. Отбежавший на почтительное расстояние табун остановился. Жеребец-вожак раздувал ноздри и бил землю копытом. Инстинкт толкал его на помощь кобыле. Но страх перед человеком удерживал на месте.

Кобылка могла спастись. Она немного опережала охотников и почти не устала. Ей бы только добежать до табуна, затеряться среди товарок…

Третий охотник появился внезапно. И очень вовремя. Возник из высокой травы и поскакал наперерез.

Кобылка взяла в сторону. Она все еще опережала преследователей, но этот бросок стоил ей десятка шагов – и спасения. Потому что теперь она бежала уже не к табуну, а от него.

Вожак всхрапнул и коротким галопом двинулся прочь. Понял: подружку не спасти. Пора уводить табун.

– Гони, гони, Разбойник! – азартно кричал Славка.

Жеребца можно было и не подгонять. Он сейчас мчал быстрее тарпана. Ковыльные метелки хлестали Славку по ногам.

Кобылка снова взяла в сторону. Теперь ближе всех к ней был Малой. Завизжав диким печенегом, Малой метнул аркан. Промахнулся. Волосяная петля лишь скользнула по гриве, хлестнула по крупу. Кобылка шарахнулась в сторону – и угодила под бросок Антифа. Тоже промах. Славка метать аркан не стал. Бросил Разбойника прямо на степную лошадку. Та сумела увернуться, однако петлять в высокой траве – трудно. Чтобы не упасть, кобылка высоко подпрыгнула. И на этот раз Малой ее взял!

Рывок аркана – и кобылку сбило с ног. Она тут же вскочила, но ее свободная жизнь кончилась мгновение назад. Вторая петля захлестнула шею. Охотники потянули в разные стороны, и кобылка встала.

Славка достал круглую фляжку в меховой оплетке, приложился, потом перебросил Антифу тот – Малому.

– Любо! – изрек Малой, обтирая ладонью губы.

– А то! – отозвался Антиф.

Славка промолчал. Он глядел на небо, попятнанное редкими облаками, с привычным крестом парящего коршуна и думал: вот она, правильная жизнь.

Пойманная кобылка мелко дрожала. От нее остро пахло потом и страхом. Наверное, она не согласилась бы со Славкой. Но ее никто не спрашивал.

Впрочем, то же можно было сказать и о Славке с друзьями. Силы, ведавшие их жизнью и свободой, уже смыкали кольцо, такое же тугое, как волосяные арканы на шее кобылки-тарпана. Смерть коршуном взирала на них с небес. И она уже сделала выбор…

Войско, которое привел Ярополк под стены Овруча, по киевским меркам было невелико. Две тысячи собственной княжьей гриди. Наверное, это была ошибка.

Приди великий киевский князь во всей своей силе: с большой дружиной, с союзными и подвластными воеводами, – у Олега и мысли не возникло бы – сопротивляться.

Но Ярополк, не без подсказки советников, Свенельда и Блуда, опасавшихся, что дело обойдется мирно, решил «уравнять силы». Хотя равенство сие было мнимым. Да, князь Олег мог собрать такое же войско. Такое же – числом. Но разве может устоять собранное Олегом ополчение против отборных киевских дружинников?