Ник быстро взглянул на мать.

— Можно?

Она сложила руки на груди, словно пытаясь удержать готовое вырваться сердце.

— Это твое дело, малыш.

— О'кей. Круто! — Его пальцы сомкнулись на монете. На лице появилась улыбка, и он протянул вторую руку. — Договорились.

Дилан кивнул, и маленькая рука Ника скрылась в его большой смуглой ладони.

Реджина, у которой от переполнявших ее чувств кружилась голова, думала о том, что это ее сын, ее семья, ее жизнь. И в этой жизни у нее никогда не было ее мужчины, она никогда не испытывала в нем нужды.

Но теперь, глядя, как Дилан жмет руку ее сыну, она вдруг поняла, как легко он мог бы занять место рядом с ними.

И как будет больно, когда он уйдет.

Девушка- подросток за кассой в магазине часто моргала подведенными фиолетовой тушью глазами, глядя на монеты на прилавке.

— Вы не можете расплатиться этим.

Нетерпение переполняло Дилана, как ветер паруса. Его буквально трясло, и он отчаянно хотел поскорее уйти отсюда. Поиски на полках с лекарствами стали для него настоящим кошмаром. Слишком много названий. Слишком большой выбор. А что, если он ошибется? Он посмотрел на девушку, стоявшую между ним и свободой, и рявкнул:

— Возьми же наконец эти чертовы деньги!

Ее накрашенные глаза округлились.

— Папа! — пронзительно заверещала она.

Дилан сжал зубы. Ничего себе «способность очаровывать»!

Из- за прилавка мясного отдела выкатился мужчина с глубокими залысинами и фигурой, напоминавшей бочку.

— Какие-то проблемы?

— Он… — Девушка кивнула кольцом, вставленным в проколотую губу, в сторону Дилана. — …очет расплатиться вот этим! — Она презрительно указала на целое состояние, блестевшее серебром на прилавке.

— Это доллары, — сдержанно сказал Дилан.

Американские доллары. Он что, предлагает ей римские монеты или дублоны?

Обычно, когда ему были нужны наличные, чтобы расплатиться за пропан или продукты, он продавал несколько монет дилеру в Рокланде. Но за последние несколько недель жизни на Краю Света его денежные запасы истощились.

— Ну, тогда я… — Морщинки в уголках глаз хозяина стали глубже. — Дилан? Я слышал, что ты вернулся.

Дилан с недоумением смотрел на него.

— Джордж, — напомнил мужчина.

Дилан ходил в школу с мальчиком по имени Джордж. Они были вместе с детского сада до восьмого класса, делились жевательной резинкой, домашними заданиями, журналами «Пентхаус», которые Джордж таскал из-под прилавка в магазине своего отца. Продовольственном магазине «Уилис». Джордж Уили. Джордж.

Дилан с трудом пошевелил языком, словно приклеившимся к небу.

— Рад снова видеть тебя.

— Да, я тоже. А ты совсем не изменился, парень. — Джордж покачал головой. — Совершенно такой же.

Потому что старел только половину этого времени, подумал Дилан. И почувствовал в животе странный спазм.

Джордж взглянул на девушку с фиолетовыми тенями вокруг глаз.

— А это моя дочь Стефани. Та, что не берет твои деньги.

Она обиженно округлила глаза.

— Ну, па-а…

Дилан с изумлением думал о том, что его приятель Джордж был отцом. Этот грузный владелец магазина с юной дочкой. Ничто человеческое не длится долго…

— Значит, ты хочешь, чтобы мы записали это на тебя? — спросил Джордж.

Дилан непонимающе нахмурился.

— Что?

Его старый друг кивнул в сторону кучки монет на прилавке.

— За то, что ты здесь выложил, можно, думаю, купить половину моего товара. Точнее я сказать не могу, да это, черт возьми, и неважно. Поэтому мы откроем тебе счет, а ты рассчитаешься, когда сможешь.

Возможно, все-таки некоторые вещи продолжаются долго, вдруг понял Дилан. Например, мальчишеская дружба, мимоходом предложенная через много лет после того, как мальчик вырос.

Он проглотил подкативший к горлу комок.

— Это было бы… здорово. Спасибо тебе!

— А для чего же тогда друзья? — Джордж сделал запись в бухгалтерской книге и, мельком глянув на пренатальные витамины, уложил их в пакет. — Как Реджина?

— Нормально.

Беременна.

— Хорошо. — Лицо Джорджа расплылось в улыбке. — Женщины и остров для нас все, приятель. Передавай ей привет.

Дилан уже вышел с покупками в руках, а в ушах его продолжали звучать добрые слова Джорджа.

Так вот чего Реджина хотела для Ника. Сеть, которую Дилан чувствовал на себе и которая плотно опутывала его, могла стать и узами поддержки. Возможно, сплетни и досада, трения и претензии были просто приемлемой платой за это чувство общности. Чувство приятия. Принадлежности.

Или могла бы ими стать, если бы он был человеком.

Если жить в море тысячелетиями, потратить несколько дней на то, чтобы отослать послание, — это ничто. Но на этот раз человеческие технологии, которые загрязнили воду и взбаламутили дно океана, очень даже пригодились бы.

Дилан плыл на расстоянии мили вдоль берега. Его длинные ноги могли бы выступить в роли наживки для акул, а яички от холода сморщились. Его нынешний облик был еще одним неудобством, с которым приходилось мириться. При передаче в воде на длинные расстояния детали сообщения становились размытыми, и Дилану был необходим человеческий мозг, чтобы придать образам, которые он передавал Конну, очертания и четкость.

Курьеры, к которым он обращался, будут фильтровать любую информацию так же, как процеживают океан в поисках пищи, оставляя только то, что могут переварить.

Время от времени они разрезали гладкую поверхность воды лоснящимися спинами с шероховатыми плавниками: громадные и медлительные морские животные со спокойными глазами и хвостовыми плавниками, форма которых была такой же неповторимой, как форма снежинки. Они подошли — два самца, самка и детеныш, — привлеченные зовом Дилана. Но не близко, не слишком близко. Их тяжелые тела могли затянуть его под воду, их вдох мог утопить его, морские ракушки у них на боках могли изодрать его в клочья. Даже детеныш весил целую тонну.

Один из самцов приветственно ударил хвостом, и на Дилана обрушился поток воды, вызвав у всех приступ веселья.

Он вынырнул, отплевываясь.

Они не спрашивали, почему и как Дилан оказался среди них. Они кружили вокруг него, давая своей песне впитать его рассказ, вплетая его послание в созвучия, которые связывали всю Атлантику в бескрайней синей глубине, в чистой холодной тьме.