— Нет, возразил Серёга, — был бы он пойман, об этом бы сообщили по телевизору. Но его поймают. Это уж точно. Раз уж взялись за него, — поймают. Еще двух-трёх, ну, максимум — четырёх он выпотрошит, и его возьмут.

Багровое лицо Таньки стало белеть. Облизав губу, она прохрипела:

— Какой маньяк?

— Ты разве не слышала? — изумился Кирилл, уже целый месяц твердят по радио, что на севере области кто-то потрошит женщин в дачных посёлках. Двенадцать штук уж распотрошил. Я как раз поэтому и хотел, чтоб тут жил Серёга. Но это — так уж, на всякий случай. Ведь у тебя — две собаки! Они тебя защитят, даже если этот придурок вздумает лезть через трёхметровый забор.

— Да, надо быть идиотом, чтоб это делать, — согласился Серёга, — ведь есть заборы пониже. Я бы на его месте лез через тот, который пониже и за которым нет двух собак.

— Какие, …, две собаки? — взревела Танька, — какой забор? Это не собаки, а дураки! Они сразу спрячутся!

— Да кто знает, может быть, и не спрячутся, — возразил Кирилл, — ведь они, по-моему, тебя любят. Гляди, как вон тот, мохнатый, дербанит кость. Ты только представь, что будет с маньяком, когда он спрыгнет с забора.

Танька заплакала. Она плакала так же яростно, как ругалась.

— Ну ладно, ладно, — проговорил Кирилл, приблизившись к ней и обняв её, — мы сейчас уедем, но не на долго. Вернёмся вечером. Хорошо?

— А куда поедете? К проституткам?

— Нет, по делам.

— По каким делам?

— Так ты ведь всё слышала.

— Ничего я не слышала! Очень надо было мне что-то слышать! Когда я к дереву подошла, вы тут говорили о проститутке в колготках!

— Ну, ты и дура! Это была метафора.

— А невеста на шестом месяце — это что? Метафора тоже?

Пока Кирилл объяснялся с Танькой насчёт невесты, Серёга, чуть не споткнувшись о Колокольчика, вбежал в дом — умыться, почистить зубы и забрать вещи. Их было три — зажигалка, куртка и пистолет. Куртку он надел. Часы на терраске показывали без двадцати двенадцать. Взяв со стола солёный огурчик, Серёга вышел.

Ворота были уже открыты. Кирилл сидел за рулём. И что-то говорил Таньке. Она стояла возле машины, выражая всем своим видом несокрушимое безразличие. Слёзы у неё на лице уже высохли.

— Пока, Танька! — весело попрощался с нею Серёга, усевшись рядом с Кириллом.

— Пока, пока!

— Ворота закрой, — напомнил Кирилл и повернул голову, включив заднюю передачу, — не открывай никому, смотри! Особенно — потрошителю. К ночи будем.

Когда джип выехал за ворота, Танька закрыла их. Колокольчик лаял, так как, от кости уже остались одни ошмётки. А Борька спал.

Серёга выразил желание побывать в одной из квартир Кирилла, которую тот купил ещё летом и два с половиной месяца ремонтировал. Находилась она на Пятницкой, поблизости от станции метро «Новокузнецкая», в дореволюционном доме. Остановив машину перед подъездом, Кирилл вручил другу ключ.

— Четвёртый этаж. Восемьдесят шестая квартира. Не думай, что там ремонт дорогущий. Да, всё блестит, но материалы — так себе, с рынка.

— А ты куда? — не понял Серёга.

— Поставлю джип на стоянку и прибегу. По пути зайду в магазин.

— Серёга вдруг призадумался, удержав Кирилла. Тот поглядел с удивлением.

— Что такое?

— Кирилл, послушай, а ты не мог бы… как бы это сказать… ну, такое дело… короче, скажи охранникам на стоянке, что джип, возможно, заберу я. Опиши мою внешность.

— Ты? С какой стати?

— Ну, я хочу на нём к Ритке съездить, чтоб её, суку, от злости скорчило! Это ж близко. Съезжу к ней — и вернусь.

— К какой ещё Ритке?

— С которой я прошлой осенью мутил, помнишь? На Маросейке живёт.

Кирилл посерьёзнел.

— Серёга, это опасно. Если менты тебя тормознут, что будет?

— Кирилл, зачем ты меня смешишь? Какие менты? На твоей машине — бандитские номера! Менты тебе козыряют.

— Ну, хорошо. Я могу с тобой пойти забрать джип.

— Да нет! Знаешь, я попробую сделать так, чтоб она приехала. Так, пожалуй, будет побезопаснее. Мы с ней вместе заберём джип, доедем до кабака. Обратно — пешком.

— Ну ладно, скажу, что ты заберёшь машину, — согласился Кирилл, и Серёга вышел с ключом. В подъезде сидел консьерж. Сказав ему «добрый день», Серёга взошёл по лестнице с буковыми перилами на четвёртый этаж и, глянув по сторонам, отпёр дверь квартиры. Это была расселённая коммуналка — четыре комнаты. Кирилл отделал её по евро-стандартам. Материалы были не с рынка. Серёга знал это точно, так как он сам работал на рынке полтора года. Обойдя всю квартиру и подсчитав, приблизительно, сколько денег было потрачено, он вернулся в большую комнату, где прилёг на диван и, взяв пульт, включил телевизор. По нему шла реклама. Рядом валялся пульт и от видака. Серёга нажал на «плей». Включилась порнуха. Брюнетка важно стояла раком, высоко задрав белые ягодицы. Блондинка страстно лизала щель между ними. Обе стонали. Серёга стал засыпать. Он последний месяц спал очень много, часов по десять-двенадцать в сутки. При этом его всё время клонило в сон.

Вернулся Кирилл с пакетом. Выкладывая на стол гроздья винограда, большую бутылку водки и «Фанту» в банках, он поглядел на экран, затем — на Серёгу, и разразился хохотом.

— Во даёт! Уснул на порнухе! Видать, Танюха тебе не очень то спать давала.

Серёга вздрогнул. Открыл глаза.

— Ты уже пришёл?

— Да магазин — рядом, стоянка — тоже. Ты не голодный? Там, в холодильнике, есть какая-то колбаса.

— Спасибо, я не голодный.

— А водку будешь?

— Да, водку можно, наверное.

Продолжая посмеиваться, Кирилл выключил телевизор и, сев на стул, закурил. Сквозь тонкую занавеску ярко светило солнце. Кирилл, сидевший перед окном, казался каким-то очень большим, расплывчатым, чёрным. Серёгу злило, что он не видит его глаза, а видит лишь силуэт. Зажмурившись, он сказал:

— Надо Ольгу звать. Как ты думаешь?

— Сюда? Ольгу?

— Конечно. Чего тянуть?

— Ты сам с ней поговоришь?

— Да, сам. Набери.

Кирилл достал сотовый телефон. Понажимав кнопки, подал его Серёге. Тот долго слушал гудки. Наконец, раздалось:

— Алло!

Доносилась музыка, чьи-то крики. Язычок Ольги весело заплетался.

— Здравствуйте, госпожа Ткачёва. Как поживаете?

— Твою мать! — хихикнула Ольга, с цоконьем каблучков отходя подальше от удалой компании, — Вот сюрприз так сюрприз! Серёжка! Ты где, уродец?