Наверху, на втором этаже было столпотворение оперов-видеооператоров. Они заняли лучшие ВИП-ме ста, чтобы наблюдать зрелище.

Бретёр нырял, уклонялся, снова нырял, отталкивался и в результате выдержал первый приступ правоохранителей. Дмитриева унесли за руки и за ноги, всех остальных несли как придется, разве что не волочили по земле. Из автобусов, куда силой заталкивали самых буйных, доносились крики, как из пыточной.

Позор!

Позор!

Милиция с народом!

Не служи уродам!

Скандировала толпа. Площадь немного поредела, однако был завершен только первый акт пьесы. Большинство ораторов были уже в автобусе, потому Бретёр решил, что сам возьмет слово.

– Давай-давай! Толкни что-нибудь! – сказал Песоцкий. Его тоже пока не задержали.

– Мы собрались здесь, потому что мы русские – свободный народ. И мы хотим жить в свободной стране. – Тут Бретёр стал скандировать уже чисто партийный лозунг:

Нам нужна другая Россия!

Нам нужна другая Россия!

Его подхватила толпа. Он ощутил ни с чем не сравнимые вибрации, которые теплой волной прокатывались по всем нервным волокнам тела. Это был экстаз.

Вдалеке он увидел двух ментов, и один шепнул другому что-то на ухо. Что-нибудь из серии: «Берем вон того белого крикуна!» Они тут же бросились на него и ловко схватили с двух сторон за плечи и поволокли к автобусу. Теперь он не думал уклоняться. Бретёр ощущал, что быть задержанным – его долг.

На входе в автобус, перед тем как его закинули внутрь, он успел получить в морду от тучного мента-тяжеловеса, который крикнул:

– Ты чего, блин?!

Но ему было уже глубоко похрен, это никак не омрачило праздничного воодушевления. А только, наоборот, подогрело. Он успел заметить у него на запястье какой-то бабский жемчужный браслет. Что вообще у этого парня с ориентацией?

Перед тем как получить по морде, Бретёр наблюдал другую великолепную картину. Митинг за свободу собраний проходил теперь не только на площади, но и на крыше автобуса!

– Согласно статье 31-й Конституции, мы имеем право собираться без оружия и митинговать на всех автобусах, включая милицейский! Так, и только так!

Нацбол Равиль вышагивал по крыше автобуса взад-вперед, скандируя то, что приходило в голову, он поднимал вверх кулак правой руки. Адская свистопляска продолжалась до тех пор, пока молодчики не затянули его обратно в люк. Отныне все люки автобуса были под строгим надзором.

Теперь нацбол Олег Петров вскарабкался на ларек и устроил свой митинг там, выкурить оттуда было куда сложнее, чем снять кошку с высокого дерева. Свобода собраний на крышах ларьков! Милиция едва могла контролировать ситуацию.

Если вы думаете, что нацболы остановились на этом, то вы глубоко ошибаетесь. Митинг с громкими криками продолжался и в самом милицейском автобусе и так далее до самого участка.

11

– Пустите мальчика, он хочет маме в Израиль позвонить! – заступилась за Бретёра пышногрудая дама-милиционер, блистая скромными возможностями своего остроумия.

Он хотел позвонить маме, но, разумеется, не в Израиль. В последнее время ей, к сожалению, приходилось за него часто волноваться.

Их привезли в отделение милиции на Васильевском, он успел заметить красивую желтую церковь, но так и не понял, где точно оно находилось. Дмитриева тут же отсоединили и предоставили в распоряжение каких-то парней в гражданском, по-видимому, это был пресловутый центр «Э», что не предвещало ничего хорошего. Хотя Андрей был смелый парень, тертый калач, накануне одного из маршей его подвергали издевательствам и легким пыткам, вынуждая сотрудничать с органами. На него надевали пакет, ну и все прочие сопутствующие удовольствия. Начали снимать штаны и говорить: «Мы, сука, тебя сейчас отдрючим и на пленку запишем!» Он не сдался, как бы не сдался его герой Ким Ир Сен и вся его революционная корейская братва.

В самом отделении, куда привезли Бретёра, собрался настоящий звездный состав нацболов. К Песоцкому и Дмитриеву прибавились Сид и Макс Громов, который теперь обосновался в Петербурге. Сид сидел на скамейке в отличной футболке, на ней Гомер Симпсон душил Барта Симпсона.

Отделения милиции можно классифицировать по скорости оформления протоколов. Их отделение находилось в самом хвосте этого рейтинга. Царила полнейшая неразбериха, хотя проходило всего лишь оформление 20.2 (участие в несанкционированном митинге) и 19.3 (неповиновение законным требованиям сотрудника милиции).

Пока не скинули «фабулу», эти ребята даже не приступали к работе. «Фабула» – это общая выдуманная схема, которая утверждает, что такой-то гражданин находился там-то, выкрикивал то-то и не подчинился законным требованиям милиции. По закону эти господа должны демонстрировать свои удостоверения, но в данном случае обходились без этой формальности. Для удобства «фабула» у всех была одна и та же. Народу было полно, менты шныряли взад-вперед со своими бумажками, кто-то из задержанных безуспешно пытался качать права и грубить. Бретёру на все это было положить, он избрал для себя роль довольного придурка и знай себе молчал в тряпочку. После того как он подписал протокол, ему хотели откатать отпечатки пальцев.

– Благодарю, офицер, жалко вашей краски. Давайте в следующий раз! – Бретёр знал, что не обязан давать отпечатки пальцев, потому что статьи административные, но не уголовные.

– Вздумал выпендриваться. Уйдешь отсюда последним!

– Мне у вас очень нравится, и я не тороплюсь!

– Оставь его. Это же Че Гевара. Он же сам знал, на что идет, – ответила тучная дама.

После оформления протокола его снова закрыли в обезьянник. Бретёр относился к ментам спокойно и где-то даже с уважением. Большинство из них были славными малыми и просто выполняли свою работу, которой и так-то было невпроворот, а тут еще внеплановое массовое поступление разъяренных несогласных, борцов за 31-ю статью Конституции. Он видел, что участок представлял собой модель общества в миниатюре, сколько тут было разных гоголевских и щедринских типажей.

В обезьяннике он увидел еще и либералов, тут они вместе со всеми выглядели куда более пристойно, чем на своих акциях. Андрей Пивоваров – лидер питерского филиала партии РНДС Касьянова – так тот вовсе был похож не на демократа, но на правого футбольного хулигана, только более цивильного, чем Вася и Моцарт, конечно.

Вечером, когда принесли двухлитровую бутылку колы, наполовину разбавленную водкой, стало гораздо веселее. Фрукты, колбаса, сырые сосиски – это напоминало пир в райском саду, не хватало только прекрасных обнаженных гурий. Когда после всего выпитого Бретёр удалился в туалет, то обнаружил, что весь пол по колено залит мочой – в этот водоем можно было запускать большие модели парусных кораблей. У них всегда были проблемы с сантехникой.

Ночью всех рассортировали, и Бретёра отвели спать к башкиру, которому он цитировал Коран на арабском языке. Спать он не мог, лишь только задремать, и то на несколько минут. В суд ехать завтра утром.