Фильм получился весьма удачным, особенно если учитывать, что Уинтроп к тому времени вернулся в Англию, и начать съёмки удалось, лишь благодаря Мавру Долсону, который в своё время купил у Уинтропа пару сценариев, и, узнав о замысле Стефани, продал их ей.

Бюджет фильма был весьма скромным, но прибыли затмили даже более дорогие картины. Критики отметили режиссёрскую работу Гвидо Фиртра, позволив из неизвестных перейти в категорию успешных, но обошли стороной сценариста и главную героиню.

Отчаявшись получить желанное признание актрисы трагического плана, Стефани вернулась к Тони Вулкейпу и его вечно живым комедиям, возвратившим ей утраченный успех.

Восемнадцатого июня тысяча девятьсот тридцать четвёртого года, в родильной палате центральной больницы Чикаго, за неделю до назначенного срока, Вестл Блингхем родила Кристиана Майкла Лаверна-младшего. Так, по крайней мере, хотела назвать сына счастливая мать.

Она лежала на кровати и готовилась впервые в жизни покормить ребёнка, когда в палату вошла пожилая медсестра и передала ей записку от старой миссис Блингхем. В ней мать говорила, что отнюдь не оправдывает внебрачную беременность дочери, но и отвернуться в такой сложный момент не может. Вестл дочитала послание и, закусив губу, пытливо посмотрела на медсестру. – Вы можете передать моей матери ответ? – спросила она, и, получив недовольный, но утвердительный ответ, написала, чтобы мать не искала встреч с отцом ребёнка, и скоро он сам придёт и заберёт её в свой дом.

Получив ответ, миссис Блингхем тяжело вздохнула и попыталась придумать, что сказать мужу.

Три долгих месяца старик Блингхем отказывался встречаться с дочерью, но, получив приглашение на свадьбу, особенно после того, как увидел первого в жизни внука, оттаял и простил сначала Вестл, а затем, когда на свет появилась малышка Ани, и отца своих внуков.

Иногда, просыпаясь посреди ночи от детского плача, Лаверн выходил на балкон и выкуривал сигарету, вспоминая свою бывшую семью.

Когда родился Кип, ему было всего двадцать лет. Джесс была старше его на один год, и больше всего на свете они боялись жить вместе. Тогда на помощь пришли родители его будущей супруги, позволив беспечной дочери доучиться, и лишь затем стать полноценной матерью. Потом была свадьба, относительно неплохая работа и тихая семейная жизнь неспокойной молодой пары, в крови которой ещё бурлили подростковые гормоны…

Сейчас же всё было совершенно иначе. Он не был уже молод, имел работу, друзей, дом, да и жена, которая так долго хранила тайну своего возраста, под итог оказалась младше него на четырнадцать лет.

В тот день, когда Лаверн впервые узнал об этом, дар речи оставил его на добрый час. В последовавшие за этим два месяца он отказывался встречаться с Вестл, и, несмотря на то, что примирения им удалось достичь, не собирался больше прикасаться к ней.

«Какие бы ни были здесь нравы, а четырнадцать лет разницы – это слишком!» – думал он, не понимая, как допустил подобный промах. Куда он смотрел?! О чём думал?!

В подобном состоянии, недоумевая и коря себя, он получил приглашение на свадьбу от Фанни Вудс. Она подписалась своим настоящим именем: Фелиция Раймонд, и Лаверн почему-то подумал, что Фанни, та Фанни, которую он знал, возможно, действительно осталась навсегда в Чикаго.

Редактор «Требьюн» в разговоре за стаканчиком бренди, поведал о том, кто такой Клемент Олдвик, и как его отец сделал себе состояние.

– Кажется, это действительно хорошая партия, – задумчиво сказал Лаверн.

В тот день он впервые с момента своего появления в тридцатых закурил. Не от безнадёжности и сожаления упущенных возможностей, а просто чтобы напомнить себе, что ещё жив, ещё помнит, как и почему оказался здесь.

– Дать тебе отпуск? – спросил Самерсфилд, пытаясь предугадать принятое другом решение.

Лаверн хотел отказаться, но потом, решив, что раз уж есть возможность, то нужно посмотреть на молодой Нью-Йорк, взял две недели.

В дороге он познакомился с Викторией Гильярди – молодой вдовой, так сильно напомнившей ему Джесс, что от сходства защемило сердце, и навернулись слёзы.

– Что с вами? Вам плохо? – спросила Виктория, продолжая сидеть напротив Лаверна, скрестив ноги.

– Просто воспоминания, – признался он, вглядываясь в её тёмные глаза. – Когда-то у меня была семья, и вы… вы очень похожи на мою жену.

– Вот как? – Виктория сдержанно улыбнулась, услышала, что жена Лаверна была очень красивой женщиной и спросила, как она умерла.

– Умерла? – Лаверн помрачнел. – Нет. Она не умерла. Мы просто расстались, – он замолчал и, закурив сигарету, долго смотрел за окно.

Прибыв в Нью-Йорк, Лаверн встретился с Фелицией и посоветовался, в каком отеле лучше остановиться. Олдин вызывался показать ему город и, получив разрешение от матери, договорился с Лаверном встретиться на следующее утро.

– Майк! – остановила его Фелиция уже на лестнице. – Я… – она опустила глаза и поджала губы.

Лаверн осторожно обнял её и прижал к себе.

– Я не обижаюсь, – шепнул он ей на ухо. Фелиция запрокинула голову и недоверчиво посмотрела ему в глаза.

– Ты так много сделал для меня, – она пытливо огляделась по сторонам, встала на цыпочки и поцеловала его в губы. – Спасибо, что приехал, – затем выскользнула из его объятий и отошла назад.

На следующий день, когда Лаверн заехал забрать Олдина, Фелиция показала ему свадебное платье и спросила, что он думает о моде тридцатых.

– О моде тридцатых?! – Лаверн рассмеялся. – По-моему, невесты одинаковы во все времена, – он увидел, как неловко улыбнулась Фелиция, и подумал, что лучшее из того, что можно сейчас сделать – это взять Олдина и отправиться на экскурсию по городу.

Вечером, вернувшись в отель на Малбери-стрит, Лаверн отыскал телефон Виктории Гильярди, но позвонить так и не решился: слишком сильно она напоминала ему об оставленной жене.

За два дня до свадьбы Фелиция пригласила Лаверна в дом Клемента Олдвика и представила будущему мужу, как хорошего друга из Чикаго, без поддержки и понимания которого она бы никогда не решилась переехать в Нью-Йорк и, следовательно, они бы никогда не встретились.

Олдвик сжал в своей лапе ладонь Лаверна и радушно сообщил, что друг его будущей жены – его друг.

Встретился в этот день Лаверн и с сестрой Фелиции. Она наградила его холодным взглядом и на протяжении всего последующего обеда доказывала своим безразличием, что он – последний человек, которого она хотела бы здесь видеть.

– Не обижайся на неё, – сказала Фелиция. – Она просто боится, что Клемент узнает о наших отношениях, – она поздоровалась с пожилой женщиной, похожей на павлина, в своём пышном наряде, и, взяв Лаверна за руку, извинилась за то, что не писала. – Ты ведь не ждал меня? – спросила она, вглядываясь ему в глаза. Лаверн рассказал о Вестл Блингхем и сконфуженно рассмеялся. – Ну, я ведь тоже была младше тебя, – сказала Фелиция.