— У королевы Этелии осталась дочь. Происхождение девушки не вызывает сомнений.

Перевел дыхание.

— Ее зовут принцесса Лилиан.

Стена, в которой нету даже потайной двери. Четыре винтовых пролета вверх. Узкий коридор, цветные пятна тусклого света. Поворот налево, и еще, и еще, потом направо, потом в тупиковый отросток лабиринта, сквозь стену в чьи-то пустые покои, сквозь дверь — снова в полутемный коридор. Кажется, теперь он, мятежный маг Агатальфеус Отмеченный, — один.

Получилось.

Большинство заглотили наживку безоговорочно и сразу; более расчетливые начали интересоваться подробностями. Он был краток. Разумеется, принцесса незаконнорожденная; но сей факт легко скрыть, придумав ей душещипательную биографию с похищением и детством вдали от скорбящих родителей. Мы имеем дело с наследственностью по женской линии: это многое упрощает. Сохранилось немало подлинных изображений Этелии Хрупкой, их нетрудно сделать всеобщим достоянием. Покойную королеву любили в народе, что опять-таки на пользу Ордену. Если мы будем действовать достаточно разумно и гибко, наследница взойдет на престол, не вызвав ни малейшего подъема астабильности в стране.

Что же касается самой принцессы… Юная неопытная душа; романтические идеалы и скромность, привитая воспитанием вдали от света. Ничего похожего на властные притязания. Она будет послушным орудием Ордена, братья.

Как? Неужели вам нужны доказательства, что принцесса Лилиан действительно существует?

Слово стабильера!

Не вам, лучшим братьям Ордена, сомневаться в его нерушимости.

Иринис Усердный — если даже и поверил — так и не отважился на какое-либо определенное решение. Но он захотел увидеть принцессу — «думаю, присутствующие братья разделяют это естественное желание», — а значит, принял навязанную ему игру. А главное — призвал до следующего тайного собрания, дату и час которого донесут до ведома каждого брата отдельно, воздержаться от любых действий согласно плану, одобренному нынешним голосованием.

Был тихий ропот, слабо возмутился внезапно осмелевший Сербвилл: «Как мы можем откладывать, братья, когда мельница в графстве Бон…» Но Иринис пресек лишние звуки движением руки. Именем Ордена!

Орден мудр — но и его можно-таки переиграть. Пока что настоящий выигрыш только один: передышка. Сегодня стабильеру Агатальфеусу Отмеченному не придется входить к королеве с роковой вестью. Сегодня Каталия Луннорукая не посмотрит ему в глаза с холодной яростью, постепенно переходящей в бессильное презрение. Вы, кого я считала учителем моего сына… вы предали его… вы.

Завтра или послезавтра она сможет говорить все, что захочет. Ее слова останутся только словами — они уже не будут жгучей правдой.

У тебя есть время, Эжан. У тебя и у девочки, пришедшей из таких далеких мест, что даже Лагеря в сравнении с ними близки, как соседний Аталорр. Из мест, о существовании которых известно не каждому стабильеру… мне самому мало что известно. Да это и не важно. У вас есть время — совсем немного, но достаточно, чтобы окрепла и расцвела ваша первая юная любовь.

Да, пришлось пойти на мелкую, недостойную стабильера, но такую уместную в нынешнем собрании досужих сплетников… все-таки подлость, и никак иначе. Оговорить, осквернить память маленькой женщины, которая за всю жизнь никому не сделала ничего плохого… Она вообще мало что успела сделать за свою недлинную жизнь. Скромно сидела на краешке трона, прячась в тени своего супруга — которому, конечно, не изменяла даже в предутренних снах. Вышивала золотом и разводила рыбок в пруду. Не могла иметь детей… Ее именовали Хрупкой за отсутствием прочих ярких черт. И, понятное дело, все ее любили — не за что было не любить. Она умерла почти двадцать пять лет назад…

У шестнадцатилетней девочки Лилиан — ее лицо.

Старые книги говорят, что и такие случаи бывали в прошлом. Но люди — и даже маги — предпочитают верить собственным глазам, а не простой арифметике и старым книгам.

Королева Лилиан взойдет на престол, поддерживаемая мощной силой Ордена. И Ордену придется смириться с тем, что рядом с ней займет место на троне король Эжан Бастард. Маги не сумеют и не станут протестовать: ведь силы, несущей в мир больше стабильности, чем истинная любовь, — не существует.

Двое чистых, романтичных, благородных детей во главе Великой Сталлы.

И немолодой учитель-стабильер, который добавит разума к их наивным и честным порывам, оградит от подлости и предательства, защитит их любовь и поможет им привести страну к счастью и процветанию.

Так будет.

— Повелеваю явиться в мой кабинет, брат Агатальфеус.

Голос возник в мозгу без всяких интонаций, естественный, словно собственная мысль, — как всегда. Широкий вестибюль с анфиладой парадной части дворца освещали длинные лучи совсем уже низкого солнца. Маг привычно повернул на зов королевы; тут даже не было нужды проходить сквозь стены.

Королевы?..

Так странно. Каталию Луннорукую низложили, а она по-прежнему властно призывает стабильера. И он, Агатальфеус, вынужден поспешить к ней, выслушать, выполнить любой приказ с железной маской равнодушия на лице: именем Ордена. Должен скрывать истинные мысли и чувства, ибо момент пока не наступил. Обязан быть предельно осторожным, чтоб не посеять раньше времени ни малейших подозрений… Значит, он самый настоящий заговорщик и мятежник.

А она — все еще королева.

…Каталия сидела за письменным столом спиной к огромному — во всю стену — трехстворчатому окну. Ее темный силуэт, увенчанный высокой прической, напоминал декоративную вазу — вроде тех, что украшали углы кабинета. Вечернее солнце подсвечивало сзади сеточку золотого шарфа на плечах королевы, локон у шеи, жемчужину в сережке… Лицо оставалось затененным и немым.

— Присаживайтесь, брат Агатальфеус.

Ее настоящий голос был так же бесстрастен, как и мысленное повеление, переданное посредством магического амулета. Стабильер заметил продолговатый камень на серебряной цепочке: он лежал у самого края стола, посверкивая алой искоркой, — а должен был покоиться на королевской груди; магия хиреет без тепла человеческого тела… Еще одно доказательство пренебрежения, с каким властительница Великой Сталлы относится к Ордену.

— Как успехи принца в науках?

Вопрос прозвучал неожиданно; Агатальфеус едва не вздрогнул. Не мешало бы выяснить, ради чего Ее Величество его призвала — на самом деле. Все-таки стабильеры умеют иногда читать в чужих душах… впрочем, как и многие из обычных людей.

Каталия подалась вперед чуть сильнее, чем предполагал высказанный ею интерес. Солнце обозначило мягкую ложбинку на ее роскошной груди. На столе перед королевой лежал лист пергамента. Она накрутила его край на палец, вытянула палец из образовавшейся трубочки, вновь накрутила…

— Последнее время мой ученик не так внимателен, как хотелось бы. — На вопросы относительно Эжана маг привык отвечать откровенно, без всякой лести. — Точные дисциплины, как вы знаете, всегда давались ему с трудом. Слабая память на цифры мешает и в истории… хотя в целом как гуманитарий принц очень силен… Трубочка из пергамента. Распрямляющийся завиток.