Но перед тем как отвезти это обещание Генриетте, он пошел показать документ Сюлли, который, не говоря ни слова, разорвал его. Генрих оторопел. Лишившись дара речи, он собрал с пола клочки бумаги, брошенные министром, и уехал в Мальзерб. Там, сложив эти клочки, он восстановил письмо-обещание, содержавшее следующий поразительный текст:

«Мы, Генрих Четвертый, милостью Божией король Франции и Наварры, обещаем и клянемся перед Богом, честно и словом короля, мессиру Франсуа де Бальзаку, господину д`Антрагу, кавалеру обоих наших орденов, в том, что, беря в спутницы девицу Генриетту-Катрин де Бальзак, его дочь, в случае если через шесть месяцев, начиная с этого дня, она окажется беременной и роди г сына, мы немедленно возьмем ее в законные жены и заключим с нею брак перед лицом нашей Святой Церкви с соблюдением всех предусмотренных в таких случаях обрядов. В подтверждение настоящего обещания мы обещаем и клянемся также в том, что утвердим и перепишем за нашей подписью сразу после того, как добьемся от Его Святейшества папы расторжения нашего брака с дамой Маргаритой Французской и разрешения снова жениться, когда нам этого захочется. Свидетельством тому является данное обещание, написанное и подписанное нами в лесу Мальзерб сегодня, первого октября 1599 года.

Генрих».

В ту же ночь Генриетта откинула покрывало своей постели перед королем Франции и постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы он как можно скорее сдержал данное обещание…

* * *

Через несколько дней Генрих IV вернулся в Париж в обществе новой фаворитки. Он был несколько утомлен, потому что Генриетта, стремясь побыстрее забеременеть, не давала ему ни минуты роздыха и без конца укладывалась с ним на все подворачивавшиеся кровати, сундуки, ковры, солому в конюшнях, траву на лужайках — короче, повсюду в тех местах, которые оказывались пригодными для любовных игр, вплоть до «платяных шкафов», если верить некоторым мемуаристам…

В Париже она продолжала ту же практику, и король в восторге от того, что нашел себе любовницу по темпераменту, всецело отдался альковным подвигам, чем не на шутку встревожил двор. Тем более что в Лувре все были наслышаны о запросах новой фаворитки[75].

— Если он будет продолжать в том же духе, — шептались придворные, — вряд ли ему хватит сил жениться на м-ль Медичи.

В начале декабря Генриетта сообщила королю, что ждет ребенка. И, надо сказать, очень кстати, потому что, по словам историка, очевидца тех событий, несчастный король «был просто не в состоянии расплачиваться с любовницей деньгами…».

Узнав, что ему предстоит стать отцом, Беарнец был страшно раздосадован, так как он вовсе не собирался жениться на фаворитке. А между тем эта беременность могла вынудить его порвать отношения с Тосканой и усадить на французский престол не любившую его маленькую интриганку. Чувствуя себя виноватым, он отправился к Сюлли и попросил его ускорить переговоры с дядей Марии Медичи.

Эта просьба короля доставила огромное удовольствие министру, всей душой ненавидевшему м-ль д`Антраг, чьи честолюбивые претензии он сразу понял и потому считал ее «откровенной шлюхой и настоящей стервой». В восторге от того, что может ей насолить, он поделился с несколькими близкими друзьями тем, что ему сказал король. Спустя два часа весь двор уже знал об этом, и каждый при виде Генриетты смотрел на нее с ядовитой усмешкой.

Генриетта узнала об этом лишь на следующий день. Гнев ее был ужасен. Она явилась в Лувр, ворвалась в кабинет к королю, хлопнув дверью, и принялась крякать, грубо браниться, а также поклялась взбунтовать все королевство и публично огласить королевское обещание жениться, если кто-нибудь, кроме нее, станет королевой Франции.

Генрих IV терпеть не мог сцен. Весь этот шквал брани он слушал с нескрываемой скукой. Когда Генриетта, наконец, выдохлась и прервала свои угрозы и оскорбления, он сказал спокойно:

— Но ведь надо еще, чтобы у вас родился мальчик!

Фаворитка покраснела, не нашлась, что ответить, и страшно оскорбленная удалилась.

На следующий день прохожие могли видеть катившую по Орлеанской дороге карету. В карете сидела не остывшая от гнева Генриетта, которая, бросив все свои дела, отправилась в собор Богоматери в Клери, чтобы вымолить у Пресвятой Девы ребенка мужского пола…

Пока фаворитка возносила молитвы на берегу Луары, в Париж пришла важная новость: папа, наконец аннулировал брак Генриха IV с королевой Марго[76]специальным указом от 15 декабря. Король был свободен…

И тут же вместе с Баччо Джованнини, представителем великого герцога Тосканского, король приступил к обсуждению вопроса о приданом Марии Медичи. Надо признаться, что вопрос этот был первостепенным, потому что, женясь на флорентийской принцессе, французский монарх стремился не столько обрести родственную душу, сколько провернуть удачную финансовую операцию.

Действительно, Тоскана с давних пор была кредитором Франции. Для завоевания собственного королевства Генрих IV не раз и не два прибегал к денежной помощи великого герцога Фердинанда, который всегда проявлял крайнее благородство. В результате король задолжал Тоскане 973450 золотых дукатов и очень надеялся, посадив на престол Марию Медичи, окончательно ликвидировать этот долг…

Кроме того, в стремлении улучшить тяжелое финансовое положение королевства монарх надеялся получить от Тосканы кругленькую сумму наличных денег.

Он запросил 1 500000 золотых экю.

Великий герцог был, разумеется, польщен возможностью усадить одну из Медичи на престол Франции и признавал, что такая честь должна вызвать достойные ответные шаги, и все же он нашел претензии Генриха IV несколько чрезмерными и оспорил их.

Начались длительные дебаты, во время которых король не постеснялся заговорить о своей скорой новой женитьбе.

Когда Генриетта вернулась из Клери, она нашла королевский двор в сильнейшем возбуждении. Узнав о том, что тут затевается, она пришла в такую ярость, что едва не лишилась разума, и вновь стала грозить королю громким скандалом.

Генрих IV с присущей ему ловкостью убедил ее в том, что все это не более чем политика, которая не будет иметь никаких последствий, и сумел успокоить любовницу.

Эта беспрецедентная ловкость позволила ему не только снова обрести «своих малышек» (именно так ему было угодно называть груди своей любовницы), но и выгадать два месяца спокойной жизни…

В начале марта 1600 года договаривающиеся стороны пришли, наконец, к согласию. Великий герцог давал за племянницей 600000 золотых экю, из которым 350000 будут выплачены в день свадьбы, а остальная сумма должна была компенсировать имевшийся долг.