Штайн на несколько секунд закрыл глаза, его буквально трясло.

А Гюнтер онемел, услышав такие откровения. Нет, он знал что действительно, перед свадьбой, если муж собирается строить карьеру в государственных органах, а особенно в СС или партии, то должен пройти вместе с будущей женой проверку на «вшивость», иначе не видать ему высоких чинов. Для членов СС и НСДАП это считалось обязательным, да и жёны им подбирались тоже расово подходящие. Теперь Шольке понял что случилось между ними и почему Эдмунд не женился на своей Гизеле. Но когда он уже хотел сказать что достаточно, Штайн заговорил снова…

— Когда я это узнал то просто не поверил своим глазам и ушам. Такого никак не могло быть! Но это случилось… — похоронным голосом вещал штурмшарфюрер, глядя на него пустыми глазами. — В тот день она перестала для меня существовать, оберштурмфюрер. Эта грязная сука валялась у меня в ногах, молила сжалиться, что-то лепетала о любви и общем ребёнке… Я не слушал её. Тогда она сказала что всё равно оставит этот зародыш, потому что он часть меня. Её слова отрезвили меня и тогда я это сделал…

— Что… — голос внезапно изменил Гюнтеру, и он почувствовал что ему стало трудно дышать… — Что сделал?

Подчинённый вдруг сбросил своё оцепенение, его взор прищурился и тот ответил с какой-то ужасной гордостью, от которой Шольке пробила неконтролируемая дрожь:

— Я понял что не могу этого допустить, оберштурмфюрер! Не имею права перед страной и фюрером! Я начал бить её по животу кулаками, а потом, когда она упала, и ногами! Потому что не хотел чтобы эта личинка поганила меня самого! Она же грязная, понимаете⁈ Она не имеет права жить! А эта тварь обманывала меня до самого конца, хотела чтобы я превратился в такого же как она, предал свои идеалы и принципы! И этот ребёнок… он же был бы евреем! Представляете, у полноценного арийца сын или дочь имеет еврейскую кровь! Это… это такой позор что я бы его не вынес, понимаете!! — похоже, Штайн мысленно переживал свои воспоминания, но в данный момент Гюнтеру было всё равно на него.

Ему хотелось просто взять пистолет и вышибить гнилые мозги этому полностью свихнувшемуся от расовой пропаганды ублюдку, так обошедшемуся со своей ещё недавно бывшей беременной невестой. Рука с готовностью легла на кобуру пистолета, лежавшую на столе, и он лишь в последний момент сумел сдержаться. Нет, как бы не хотелось поддаться порыву, это нельзя делать!

Проклятье, такой финал ему не мог присниться даже в самом страшном кошмаре! Он-то сначала думал что этот урод просто бросил Гизелу, как недостойную его, а оказалось всё куда хуже… Гюнтер ещё в своём времени читал про зверства некоторых нацистов вроде Эйке и Дирлевангера, но там было немного другое. Те измывались над людьми потому что были садистами и им нравилась вседозволенность, власть над жизнью и смертью множества низших людей. А этот… этот рехнулся на чистоте крови и с головой окунулся в такое дерьмо от которого никогда не отмоется. И что самое худшее, Штайн считает себя и свои действия абсолютно правильными! Как может быть что такой… арийский экземпляр смог отличиться в бою и стать унтер-офицером, не погибнув? Видимо, ад заботится о своих кадрах и тщательно пестует подобных персонажей. И вот что теперь с ним делать?..

Сделав неимоверное усилие чтобы хотя бы внешне вернуть себе спокойствие, Гюнтер тихо спросил:

— В ней же было всего четверть этой крови? А в ребёнке была бы вообще одна восьмая часть…

— Да какая разница, оберштурмфюрер⁈ — вскричал штурмшарфюрер, глядя на него дикими глазами. — Хоть одна миллионная! Если есть хоть самая малая капелька то уже всё, понимаете?!! Она навеки грязная! Вы же сами служите в СС и должны это понимать!! Я не мог её любить или просто держать рядом, это же очевидно! Она обманула меня, хотела опозорить!

Гюнтеру пришлось снова следить за своей рукой, которая самостоятельно потянулась к кобуре. В этот момент он понял что говорить со своим новым подчинённым на эту тему бесполезно. Более того, опасно. Если его стыдить тот может заподозрить командира в тайном сочувствии евреям и донести в гестапо. Конечно, Зепп вряд ли его отдаст псам Мюллера, но зачем зря рисковать? Осталось узнать лишь один ответ на вопрос…

— Прекратите истерику, штурмшарфюрер! — призвал он того к дисциплине. — Вы унтер-офицер СС а не барышня!

Штайн непроизвольно подтянулся и его лицо снова стало превращаться в маску исполнительного подчинённого.

— Виноват, оберштурмфюрер! Поддался эмоциям, извините! Больше не повторится! — ответил подчинённый, стоя по стойке «смирно».

— Чем всё закончилось с этой Гизелой, Штайн? Вы её убили? — спросил Гюнтер, почти уверенный в положительном ответе.

— Никак нет! Я хотел это сделать, оберштурмфюрер… — ответил тот, виновато вздохнув. — Более того, я обязан был это сделать! Но не смог… проявил слабость. Поэтому я обо всём сообщил ближайшему отделению гестапо в Бамберге и через день они её забрали вместе с отцом. Потом мне сказали что их отправили в концлагерь.

— В какой именно? — осведомился Шольке нейтральным тоном.

— Не знаю, оберштурмфюрер, не интересовался! — пожал Эдмунд плечами. — Да и какая разница? Она получила что заслуживала.

— Хорошо, штурмшарфюрер, вы свободны! — отпустил его Гюнтер, со вздохом усаживаясь за стол.

Дождался когда тот выйдет и обхватил голову руками, закрыв глаза. Снова перед ним проявился до этого редко замечаемый зловещий оскал политики нацистов, которую он романтизировал в будущем. Первым случаем было то самое обыденное убийство двух евреев прямо на улице, когда Пайпер устроил целое представление. Оно как-то прошло мимо его совести, наверное потому что это были старики, и осознание невозможности вмешаться. Но здесь?

Молодая и влюблённая девчонка! Беременная, к тому же, от этого ублюдка! Как⁈ Вот как можно было сделать ТАКОЕ с той в кого влюблён и которая носит в себе твоего ребёнка⁈ Какие больные мозги, повёрнутые на пропаганде, надо иметь чтобы совершить эту невообразимую дикость⁈ Там, в будущем, Шольке не представлял что продукт нацистской системы мог рождать таких вот настоящих монстров, готовых принести в жертву своим убеждениям самых близких людей! И только попав сюда он начал постепенно понимать что скрывается под привлекательной вывеской «Германия превыше всего!». Нет, это не значило что он стал симпатизировать коммунистам или демократам, Гюнтер