«Веселье» между тем разгоралось. Гремело во все децибелы нечто, по странной ошибке считавшееся собравшимися музыкой, и сами они орали и визжали на все голоса. Уже прошел конкурс на лучший «хеллоуиновский костюм», главным призом в котором, по глубокому убеждению Алексея, должна была бы служить путевка в сумасшедший дом. И желательно навечно. Уже закончилось надругательство над сельхозпродукцией в виде соревнования по вырезанию лучшего светильника из тыквы. Полным ходом, правда, продолжались иные «конкурсы» и «аттракционы». В одном из них, к примеру, участникам предлагалось мячами, выполненными опять-таки в виде хеллоуиновских тыкв, разбить максимальное количество выставленных в качестве мишеней… гипсовых распятий! Остальные «развлечения» были такого же пошиба. «Онижедети» оттягивались от души.

«Праздник», похоже, достиг своего апогея, когда в дальнем конце зала возникло движение, и сквозь густую толпу, расталкивая ее без всяких церемоний, к возвышению, расположенному в центре помещения, двинулась небольшая группка людей. В принципе, эти персонажи уже появлялись в самом начале, дав шоу старт. Еще тогда Алексей обратил внимание на главное действующее лицо – пожилого дядьку, явного иностранца, после нескольких фраз, пролаянных им в микрофон на до неузнаваемости исковерканном русском, перешедшего на английский язык, точно являвшийся ему родным. Судя по всему – неловким движениям, дерганой и сбивчивой речи и прочему, старый пердун был явно «под балдой». Сперва Леша погрешил на выпивку, на которую усердно налегало абсолютное большинство собравшихся, в том числе и явные малолетки, но потом понял, что ошибся.

Во время второго выхода «зарубежный гость» выглядел еще краше. Руки-ноги, похоже, слушаться его уже совсем не хотели, а лицо… Алексей не поленился воспользоваться биноклем, и увиденное с его помощью – покрасневшие, отчаянно слезящиеся глаза, текущие из носа сопли и слюнявая улыбка полу идиота, позволило сделать окончательный вывод. Дядечка нехило нанюхался! Впрочем, дальнейшие действия седого господина увели Лешины мысли в совсем другую плоскость, чем гадания о том, какой именно гадостью стоящий на сцене «оратор» окончательно «вынес» себе мозги.

Собравшаяся вокруг толпа, в которой как минимум половина уже слабо хоть что-то соображала, мало-помалу смогла прекратить галдеж и по большей части развернуться к «сцене». Угомонились даже те, кто фотографировался на фоне орудий пыток и казней, в основном делая снимки самих себя, модно именуемые сейчас словечком «селфи», каковое название у Алексея, к примеру, вызывало стойкую ассоциацию с онанизмом. Все внимание было приковано к взгромоздившемуся на возвышение старику, на сей раз, в отличие от первого своего выхода, вырядившемуся не в деловой костюм, а в длинный, до пола, черный балахон, вышитый знаками, некоторые из которых Алексей узнал сразу. Колдовская, каббалистическая дрянь. Сердце защемило крайне нехорошее предчувствие…

Старикан тем временем воздел обе руки и неожиданно звучным и сильным голосом затянул какой-то речитатив. По-русски он говорить уже не пытался, но это явно был и не английский. При первых же звуках отец Александр открыл глаза, и во взгляде его читалась тревога, перерастающая мало-помалу в откровенный ужас.

– Да что он творит!? Господи, спаси и помилуй нас, грешных…

– Совсем плохо? – Георгий среагировал моментально.

– «Плохо»?! Да нет, это не «плохо»! Это… это… Он же заклинание на подъем творит, безумный!

Леша хотел было уточнить, о каком таком подъеме идет речь, когда здание потряс первый толчок. Словно волна дрожи прокатилась по стенам, полу и потолку. Раздался отчетливый треск, откуда-то посыпались какие-то коробки и ящики, с металлическим лязгом где-то обрушились то ли трубы, то ли уголки, зазвенело стекло, заорали люди… А в следующую секунду все стало ясно и без вопросов – из-под пола, одна за другой начали вдруг выстреливать серые струи, похожие то ли на дым, то ли на пыль. Некоторые из них закручивались в спирали, некоторые обвивали людей или манекены, истаивая на них, иные втягивались в расположенные рядом предметы – в ту же гильотину таких струй вошло две или три. Большинство же ударивших из земли серых «гейзеров» взлетали чуть ли не к потолку и там взрывались, рассеиваясь во все стороны, подобно праздничному фейерверку. Вот только то, что начало после этого твориться в зале, на праздник уже никак не было похоже.

Внизу разверзся ад. Самый настоящий, без всяких натяжек и преувеличений. Сперва начали… оживать манекены. Вот чучело самого натурального вурдалака, наряженного в изляпанные чем-то красным лохмотья и с пластиковой рожей землистого цвета сперва задергалось на державших его у стены креплениях, а затем обрушилось на пол. Там оно провалялось неопрятной кучей каких-то несколько минут, а затем из этой кучи поднялась бугристая башка, принявшаяся осматривать окружающих вполне осмысленным взглядом. Еще минута – и вскочивший на ноги вурдалак бросился к ближайшей группке визжащих от ужаса людей. С определенно плотоядными намерениями.

Оживали тряпичные ведьмы – уже несколько из них носились над головами собравшихся на своих метлах, окатывая их какой-то мерзостью из горшков, которые держали в руках. Судя по отчаянным крикам «осчастливленных», результат попадания мерзости на тело был крайне болезненным. Оживали искусственные зомби и вампиры, висельники и прочая нечисть, каждый из представителей которой немедленно начинал вносить свою лепту в творящийся кошмар. Да что там манекены – некоторые светильники-тыквы, получив «заряд» в виде серой струи, срывались со своих мест и принимались носиться по залу, норовя тяпнуть зазевавшихся за чувствительные места. Лязгали и скрипели пыточные кресла, грохотала своим лезвием ожившая гильотина, раскачивались пеньковые петли на виселицах. Складывалось впечатление, что все эти предметы, обретшие вдруг злую волю, требовали себе немедленных жертв.

Но самое страшное, конечно, происходило с людьми. Сила воздействия на них серой субстанции была разной – зависело, как видно, и от самого человека, и от того, сколько серой дряни и как именно на него попало. Те, на кого «пыль» лишь осыпалась сверху, на какое-то время теряли ориентацию в пространстве, принимались крутиться волчком на одном месте, хаотично тыкаться во все стороны, налетая на стены, предметы обстановки и других людей. С теми же, кому доставалась «полновесная» серая струя, происходило по-разному. Кто-то валился на пол и начинал биться в судорогах, корчиться, выкатив глаза и роняя изо рта пену, подобно эпилептику в тяжелом припадке. Кто-то, наоборот, на какое-то время падал, либо застывал стоя совершенно неподвижно, а потом словно бы «включался», И начинал… вести себя в точном соответствии с одетой на себя личиной! Алексей, разглядывая происходящее в бинокль, почувствовал, что на макушке у него начали становиться дыбом волосы… «Ходячие трупы» кидались на тех, с кем еще мгновения назад стояли рядом, примеряясь отгрызть у них что-нибудь. «Вампиры» норовили вцепиться в горло всем, до кого могли дотянуться, а парочка «удавленников» целеустремленно волокла какого-то мальчишку, отчаянно упирающегося и вопящего, к раскачивающейся во все стороны виселице, намереваясь, похоже, пристроить бедолагу в петельку…

Единственный, кто вызвал в Леше смех, пусть и несколько истерический, был парняга в костюме Бэтмена, непонятно каким макаром затесавшийся в толпу нечисти. Получив свою дозу серого, он, по всей видимости, проникся верой в то, что теперь уж запросто сможет летать. Что и не замедлил продемонстрировать собравшимся, вскарабкавшись чуть ли не на самую галерею, где укрывались братья и священник. Увы… Вырвавшаяся из-под земли субстанция на образах голливудских киногероев, как оказалось, не срабатывала. Во всяком случае, сверхспособностей не придавала. «Бэтмен» и вправду полетел – но строго в одном направлении, продиктованном законом всемирного тяготения. Звук соприкосновения человека-не-летучей мыши с находившимися внизу конструкциями, вышел смачный и звучный – парень был немелкий, и спикировал, видать, на что-то хлипкое.