Еще более откровенно высказался по тому же поводу со своим куратором и другом Сиднеем Рейли знаменитый советский чекист и воспитатель беспризорников Дзержинский:

«Человек не имеет никакого значения. Посмотрите, что происходит, когда вы морите его голодом. Он начинает поедать своих мертвых собратьев, чтобы выжить. Человек заинтересован только в своем личном выживании. Только это реально. Вся спинозовская философия — это куча хлама…»

А раз так, представители рода «хомо сапиенс» ничем не отличаются от скота. Их можно использовать, доить и резать, когда в этом возникнет потребность у хозяев человечества — племени Шеддим.

Неокочевник не имеет национальности, а их Минус-цивилизацию можно с полным правом назвать, как и советский народ, новой исторической общностью. Именно они и есть самый главный и страшный враг русских, равно как и злейший враг остальных цивилизаций нашей планеты. Тот, кто вступает в ряды Античеловечества, порывает с топосом своего прежнего народа. Пожалуй, символом его может служить имя одного из персонажей Курта Воннегута — Абдул-Коган О’Брайен. Или Мустафа Монд у Олдоса Хаксли. Или нынешний реальный певец нового мирового порядка Фрэнсис Фукуяма.

Пора ответить еще на один вопрос. Что же стало катализатором для рождения Минус-цивилизации?

Мы долго размышляли над этим. И пришли к неожиданной гипотезе Таким спусковым крючком процесса сплочения групп «трофейщиков» и неокочевников в одну Антицивилизацию стала, как это ни парадоксально, наука. Научные теории, появившиеся в середине и второй половине позапрошлого века, проникнув в коллективное сознание отрядов исторического действия, принадлежащих к элите Западной цивилизации и олицетворяющих её «трофейную», тёмную сторону, стали ускорителем формирования минус-цивилизации. Они и привели в конечном счете к появлению информационного субъекта — Сообщества Тени.

О каких же теориях идёт речь? В XIX веке появляется плеяда гениев, ставящих индустриализм, капитализм и буржуазно-демократический строй под большой вопрос. Это прежде всего Мальтус. Ему удалось нащупать законы демографии и установить естественное ограничение роста индустриализации из-за демографического фактора. Он предсказал грядущую катастрофу из-за перенаселения Земли и нехватки ресурсов. Тем самым он почти на двести лет опередил разработки Римского клуба с его пределами роста. Мальтус открыл глаза современникам на два в корне противоречащих друг другу процесса. С одной стороны, ускорение темпов прироста населения, с другой — падающая эффективность производства, особенно в сельском хозяйстве, которое, собственно, и снабжает население едой. Возрастающие темпы прироста населения при падающей эффективности — вот смертельная петля, накинутая на шею индустриальному обществу, петля, которая с неизбежностью затянется, если не принять жесточайшие меры к ограничению прироста населения, а затем к уменьшению численности людей. Мальтус не раскрыл суть таких методов, он оставил этот вопрос для политиков, для элиты, прекрасно понимая, что для нее, возглавляемой «чёрной аристократией», никаких ограничений в методах просто нет.

Поразительное влияние на всё современное общество оказал Чарльз Дарвин. «Сильный должен диктовать свою волю слабым в ходе естественного отбора, в ходе борьбы за существование. Сильный всегда прав, а участь слабого — быть съеденным», — вот суть его философии. Дарвин сформировал мировоззрение не только биологической науки, но и общественное мировоззрение на десятилетия вперёд. Из Дарвина родились взгляды и Гитлера, и ультралибералов сегодняшних дней. Он нарисовал чрезвычайно жестокую, кровавую картину мира, ожесточённую борьбу за существование, войну всех против всех. В нем все изменения происходят через ничем не ограниченную конкуренцию и уничтожение слабых сильными. Мир Дарвина — непрерывная и всеобщая война.

Почти в то же самое время Гобино и Чемберлен впервые в истории Западной цивилизации попытались эмпирически доказать, что человеческие расы — это не просто носители разных топосов, но и биологически разные виды. Они учили: единого человечества нет, и расы конкурируют друг с другом за место под Солнцем, за земли и ресурсы. И по итогам этого противоборства можно сделать вывод о врожденном неравенстве рас и народов, о неустранимом превосходстве одних над другими.

Теории Мальтуса, Дарвина, Гобино и Чемберлена прекрасно наложились одна на другую, составив мрачную и бескомпромиссную картину мира, где нет места добру, справедливости и духовности, где безраздельно царят жестокость, зло, несовершенство и насилие.

Подлинный переворот во взглядах западной элиты на общество произвёл Маркс. Мы привыкли рассматривать его как основателя коммунизма, как человека, чьи идеи породили большевиков Ленина и, в более широком смысле, стали основой для создания Советского Союза. Возможно, не меньшее влияние Маркс оказал и на Запад, особенно на его элиту. Проведя детальный, скрупулёзный, почти патологоанатомический анализ современного ему строя, он сделал убийственный вывод: капитализм неизбежно придёт к своему концу, к самоуничтожению. А за ним открывается новая стадия. Он показал направленность движения в сторону обобществления. Маркс поставил чёткий диагноз о росте власти финансового капитала, о подчинении ему капитала торгового и промышленного. Он ясно спрогнозировал все возрастающую монополизацию экономики и развеял иллюзии о независимости политики, идеологии и культуры от экономики. Кто платит — тот и заказывает музыку. В мире Маркса хозяевами выступают те, у кого есть деньги. Они всё покупают. А деньги есть у тех, кто держит в подчинении тех, кто трудится и создаёт блага, кто производит ценности, продукты и услуги. В мире Маркса одни создают, а другие — владеют. Те же, кто владеет, должна в самой жёсткой узде держать тех, кто производит, потому что именно производящим и должно принадлежать последнее слово в истории. Они должны рано или поздно восстать, сбросив иго тех, кто потребляет.

Надо отдать должное финансовой элите: сколь бы неприятным и шокирующим для неё не казался анализ Маркса, она не уклонилась от него и не испугалась истин, явленных гениальным бородачом. Она не просто приняла их к сведению, а решила, если процесс идёт в этом направлении и развитие экономики требует обобществления в виде создания сверхмонополий и суперкорпораций, то она, элита, должна стать во главе процесса. Она обязана придумать особые, изощрённые способы для сохранения своего господства над классом рабочих в широком смысле этого слова: над классом тех, кто производит материальные и духовные ценности. Она решила построить мир, где этот класс окажется в вечном и окончательном рабстве у господствующих и потребляющих. Элита преуспела в реализации своего плана. Неокочевники, «охотники за трофеями» проявили силу и храбрость, они не уклонились от исторического вызова и выиграли очень многое. Почти всё. Об этом нам надо помнить и никогда не пугаться шокирующих истин и пугающих прогнозов. Не надо кричать что они неправильны лишь потому, что нам не нравятся. Надо принимать их и стараться обратить себе на пользу.

В том же девятнадцатом веке появляются такие мыслители, как де Токвиль и Лебон во Франции, Шмитт в Германии. Они утверждали: все демократии есть только временные построения, а никакой не вечный общественный договор. Всё это преходяще и связано с нынешними условиями. Стоит им измениться — и к чёрту полетят и демократия, и разделение властей, и всё, с этим связанное. А выдающийся немецкий правовед и политолог Шмитт прямо утверждал, что единственным реальным свидетельством суверенитета выступает способность применить силу против врагов. И, более того, сами основы государства покоятся не на договоре, а на силе, пущенной в ход правящим классом в нужный момент и с должной эффективностью!