– А я, по-твоему, нет?

– А ты, по-моему, всячески избегаешь прямых ответов сейчас.

– А как по мне, это ты не задаешь прямых вопросов, Люсь.

Да ну конечно! Хотя… Блин, так и есть. Трусливая Люська.

– Что между нами? – не оборачиваясь выдохнула негромко.

– Я взял на себя обязательства защищать, учить тебя и помочь добыть всю силу нашего теперь общего рода.

– И все?

– У нас был секс. Охрененный, если ты не заметила.

– И все? – повторила я свой вопрос, чувствуя себя по-дурацки уязвимо, как зависшей без опоры в невесомости.

– Ты скажи.

– Что? – я обернулась-таки, нарвалась на прямой и какой-то очень жесткий, острый взгляд Лукина и тут же отвернулась, почему-то пугаясь горящей там требовательной откровенности. – Что я должна сказать?

– Ну, видать, нечего, раз спрашиваешь, – рассмеялся Данила и, легко подорвавшись, поднялся с кровати и потянулся, без грамма стеснения демонстрируя мне свое мощное тело. – Ты в душ идешь-то?

Своим вопросом он настолько четко сигнализировал о том, что тема закрыта, что я даже заморгала от неожиданно подступивших обидных слез. Он меня словно по носу щелкнул за то, что не получил чего-то. Вот чего он хотел, а? Чтобы я сама дала определение тому, что между нами случилось? Или даже выбрала вектор дальнейшего развития этому случившемуся? И это сразу после его заявления, что вся его жизнь азарт и движение к новым интересам и выгодам? Я что, наивная, не понять, что я только объект этого его сиюминутного азарта. Мне самой надо было озвучить, что готова к новым отношениям на вот прям сейчас без прицела на долгое будущее? Но я не готова, пробовала и уже понимаю.

Или же наоборот, ведьмак ожидает от меня четкого понимания: вообще никакими отношениями все между нами не будет? Господи, да достало ведь как это все! У меня уже прямо аллергия на само слово “отношения”, похоже, формируется. И выглядеть посмешищем, заявив, что мне нужно исключительно банальное построение взаимодействие в паре сразу после того, как переспала с ним без единого слова об этом, тоже не хочу. Пошло оно все пока!

– В душ хочу, но там же этот игошка, – проворчала я, оглядывая вагончик, чтобы перестать пялиться на возмутительно голого Лукина. На шрамы на его спине, животе, бедрах, которые ощущала совсем недавно под своими пальцами и ладонями. На его поджарое и одновременно мускулистое тело и дорожку из темных волосков, стекающих с груди к его паху завлекательной указующей стрелкой. – Или он только ночью опасен?

– Нет, игошке пофиг на время суток, – качнул головой ведьмак, явно нарочно пристально глядевший на меня и наверняка забавлявшийся моими потугами избегать пялиться на его широко разрекламированный прибор. – Но не бойся, василек, я с тобой.

– Я не боюсь, но и не хочу опять схлопотать в лоб чем-нибудь, – огрызнулась я, поднимаясь и ежась. Все же в этом вагончике совсем не жаркая Африка, правда заметила я это только сейчас почему-то. Еще совсем недавно дышать было нечем от этой самой жары.

Вымылись мы быстро и без приключений, вот только неловкость становилась все отчетливее. Находиться в крошечном помещении ванной и всячески избегать случайных прикосновений и бесстыжих взглядов было очень напряжно. Я выскочила оттуда, едва обтеревшись, и торопливо оделась, ругаясь шепотом на липнущие к влажному телу тряпки. Вот зачем, а, Люся? Зачем это было между нами, если теперь так неловко? Зачем в процессе было так правильно и хорошо, если после так? Не должно же быть так, разве нет? Либо плохо и в процессе, и после, либо я сейчас идиотка, неверно на все реагирующая и рефлексией пришибленная внезапно. Прекратить!

– Ну что, пойдем найдем себе чего-нибудь пожрать и станем дальше выдвигаться? – спросил отвратительно бодрый и явно всем довольный Лукин, наконец избавивший меня от испытания сверканием своей голой задницей, мощными бедрами и широченной спиной. И шрамами. Они меня больше всего выводили из равновесия постоянными импульсами прикоснуться пальцами и губами, узнать, как появились на его коже.

– Угу, – кивнула я и распахнула входную дверь. – Ого, вот это да!

Ступенек просто не было, все скрывал снег, что наверняка будет мне по пояс и продолжал валить.

– Походу, мы тут застряли, – констатировал Данила прямо над моим ухом.

Он сдвинул меня в сторону, спрыгнул вниз, утонув в снегу до середины бедер, и чуть согнулся, подставляя мне спину.

– Давай, василек, взбирайся. Объездишь меня хоть так, раз, чую, с другими вариантами у нас будет затык.

– Я не могу вот так… просто! – выпалила я, сама не знаю почему. Потому что нужно было действительно закрыть эту тему, а не оборвать все не пойми как.

– Да понял я, Люськ. Просто не можешь. Поехали! – он даже не оглянулся, ответив безразлично, и только повел плечами, веля пошевеливаться.

И что, я не могу вот так просто, а ему нафиг не вперлось усложнять? Так понимать? Я что, должна из себя нервы тянуть и выспрашивать у него по словечку? Блин, это унизительно, ясно?!

Окончательно решив плюнуть, я взгромоздилась ему на спину как живой рюкзак, и ведьмак пошел вперед, тяжело переступая в глубоком снегу в сторону самого большого тут здания – кафе и ресепшена, состоявших из тех же вагончиков, но впритык поставленных и соединенных между собой. Уже на подходе к двери, к которой вела немного расчищенная тропинка, я услышала громкий мужской голос.

– Я тебя засажу, стерва! – грохнуло мне по ушам, как только мы ввалились в кафе. – Думаешь, если тут весь народ проездом, то никто и не спалит тебя, отравительница поганая? Менты местные тоже в доле? Так я до столицы дойду и к ногтю вас, гадов, прижму!

Орал толстый красномордый и бородатый мужик в клетчатой байковой рубашке, стоящий к нам спиной. Он навалился объемным животом на стойку, размахивая монтировкой и изливая свою ярость на хрупкую женщину лет тридцати, что испуганно сжалась за ней и рыдала. Но хуже всего было то, что сбоку к ней прижималась ревущая в голос девочка лет шести, которую несчастная пыталась прикрыть собой, зажимая ладонями уши и пытаясь прикрыть и глаза.

– Я ни в