Невозможно дать точного ответа на все эти вопросы…

Нет ясности и в том, кто, какое из княжеств могло бы возглавить это собирание земли Русской. Не мог выступить в этой роли, несмотря на богатство и силу, эгоистичный и нестабильный Новгород, а тем более Киев, разоренный непрерывными войнами и смутами, неоднократно подвергавшийся набегам. Наилучшие шансы были, думается, у Великого княжества Владимирского, весьма благополучного экономически, защищенного от внешних врагов и включавшего в себя сравнительно небольшое число уделов. Вместе с тем, следует упомянуть и еще одного кандидата на эту роль, почти никогда не рассматривавшегося в подобном качестве. Речь идет о Галицком княжестве – весьма сильной и богатой земле на юго-западе Руси, протянувшейся от Карпат до Черного моря, граничившее с Венгрией, Польшей, Болгарией. Ее князья активно участвовали в европейской политике, роднились с правителями окрестных государств, заключая с ними союзы. Расположенное на перекрестке важных торговых путей, это княжество стало к двадцатым – тридцатым годам самым сильным на Руси, и – за исключением, пожалуй, Новгородской земли – самым богатым. Другой особенностью было наличие сильного боярства, по своему положению стоявшего выше своих собратьев в других землях, и в чем то сближавшегося по статусу с европейским рыцарством.

Княжество это было многонациональным – среди подданных галицких князей было немало греков, армян, южных славян, венгров, что способствовало развитию терпимости правителей – качеству весьма нелишнему, в условиях объединения разнородных частей в единое целое.(22,326)

Последний домонгольский правитель княжества – Даниил Галицкий успешно отбивает попытки венгров и поляков подчинить себе русские земли, одновременно борясь с боярским сепаратизмом. Он становится великим князем Киевским, получив власть над этой обширной и богатой землей, что вполне могло рассматриваться как первый шаг к утверждению своей власти над, по крайней мере, большей частью Киевской Руси.

И если монгольское нашествие толкнуло его (видимо, в приступе отчаяния) в объятия римской церкви, что способствовало в будущем глубокому отрыву Галицкой Руси от остальных русских земель и, в конечном счете, ее упадку и завоеванию, то в других обстоятельствах именно Галиция могла стать центром нового русского единства, а князь Даниил – его основоположником. (12,239)

Или, быть может, события пошли бы совсем в другую сторону? Центр консолидации, как и в нашей истории сместился бы на северо-восток, но то был бы не Владимир и тем более не Москва а, как полагает, например, Александр Буровский, Волжская Булгария (10,281). Именно она, со временем, могла бы начать присоединять к себе разрозненные, все более дробящиеся удельные княжества, как это позже станет делать Литва. В этом случае уже в XV-XVI веках возникла бы страна, где титульной нацией стали бы поволжские тюрки, а основную массу населения составили славяне, и включающее в себя, наряду с русскими землями Поволжье, Прикамье и Предуралье.

Быть может, в этом варианте истории, судьбу Евразии определяли бы войны между Великой Булгарией, говорившей по-русски, протянувшейся от Балтики до Охотского моря, и Великим Хорезмом, говорившим на персидском языке, чьей южной границей стали бы Гиндукуш и Индийский океан, а северной – Балхаш и Арал.

Да, собственно, могло произойти все или почти все. Не представляется мыслимым дать ответ – какие именно пути были суждены мировой истории ее естественным течением, грубо пресеченным саблей Тэмуджина.

И миллиарды жителей «тех» ХХ и ХХI веков, проживающие в странах, о самой возможности возникновения иных из которых мы, нынешние, не можем даже догадаться, даже не исключено – внутри цивилизации с совершенно неведомыми нам контурами, конечно не знали бы, что самим своим бытием они обязаны исключительно одному тому, что некий сын никому неведомого степного вождя за семь столетий до них умер в детстве или юности, а то и вообще не родился.

Так получилось, что событиям, связанным с эпохой монгольской войны против всего мира (а именно так, по большому счету, и обстояло дело), посвящена не одна, как обычно, а целых три главы этой книги.

Впрочем, такое внимание не удивительно – ведь, как уже говорилось в предыдущей главе, мир, в котором мы живем, возник из развалин мира, разрушенного Чингисханом и его наследниками. Не будь этой личности, вся история последующих веков пошла бы совсем в ином направлении, современная цивилизация выглядела бы совсем по-другому и, что естественно, не было бы и нас самих.

Ныне о событиях, которым посвящена данная глава, толком помнят далеко не все жители стран, на территории которых они разворачивались семь с половиной сотен лет назад, не говоря уже о понимании того, что происходило тогда. А, между тем, вторжение монгольских войск в Центральную Европу – а именно оно будет сейчас рассмотрено под углом возможных исторических альтернатив, грозило ни много ни мало – тотальным разрушением и уничтожением европейской цивилизации. Кому-то подобное развитие событий может показаться невероятным – настолько в мозгу среднего современного человека засело представление об этой цивилизации, как о чем-то изначально заданном, извечном и несокрушимом. Между тем, никаких серьезных оснований думать так, не существует. Именно в те годы, как мы помним, была практически начисто стерта с лица земли такая высокоразвитая страна как Хорезм, уничтожены совсем немаленькие, насчитывающие не одну сотню лет государства киргизов и тангутов. Наконец, сокрушена держава чжурдженей, с ее миллионной армией, высокоэффективным государственным аппаратом и развитой экономикой – одним словом, заметно превосходившая тогдашнюю Европу по всем показателям. И не существует никаких объективных причин, по которым то же самое не могло бы произойти и с германо-романским миром.

Но все по порядку.

…Смерть Чингисхана вовсе не повлекла, как можно было бы ожидать, исходя из исторического опыта, немедленного распада созданной им военной империи.

Напротив, наследовавший отцу третий сын – Угэдей, или в другой транскрипции – Октай, всерьез намеревался достичь мирового господства, исполнив завет отца – дойти до «Последнего моря».(76,197)

Правда, приступить к этому сразу он не смог – требовалось вначале добить вышеупомянутых чжурдженей и тангутов, а заодно, возможно, разобраться с внутренней оппозицией.

Так что решение о новом походе в «вечерние страны», было принято только на курултае 1234 года.

В поход по покорению Запада было отряжено порядка ста пятидесяти тысяч всадников (а вовсе не четыреста или пятьсот тысяч, как писали иные историки и романисты).

Армия вторжения была в течение зимы 1235-36 годов сосредоточена в верховьях Иртыша, откуда весной 1236 двинулась на запад.

Вместе с ней шли огромные стада заводных (сменных) коней и скота, предназначенного для прокормления солдат, колоссальный обоз, тащивший, кроме всего прочего, и запасы пороха, и китайских специалистов по обращению с ним. Формально во главе похода находился хорошо известный нам Бату-хан.