Лия и Мариса переглянулись.

— Руби, значит… — заговорила Лия. — Она и есть эта ваша… Ну, вы говорили…

— Майнаво?

Писательница кивнула.

— Они не мои майнаво, — ответила хозяйка. — И вам лучше спросить у самой Руби.

Псина повернула голову и уставилась на Лию своими темно-карими глазами, обезоруживающе светящимися умом.

— Э-э, может, как-нибудь в следующий раз, — промямлила женщина.

Эгги рассмеялась и открыла дверь. Какое-то время Руби не отрывала взгляда от Лии, затем последовала за старухой. Снаружи собака сразу возглавила процессию и повела компанию по извилистой тропинке меж кактусами и кустарником. Для своего возраста Эгги двигалась с поразительным проворством, Мариса шагала следом. А Лия держалась позади, пытаясь одновременно осматривать окрестности и не отставать от подруги и художницы.

Увы, задача оказалась невыполнимой. Местность полностью отвечала всем тем образам, что воображение рисовало Лие прошлой ночью во дворе мотеля, и ей так хотелось разглядывать красоты неспешно, а не нестись за остальными. Переплетенные заросли опунций и чоллы вызывали у нее такой же восторг, что и вздымающиеся пики карнегий. А количество крылатых и четырехлапых обитателей пустыни превзошло ее самые смелые ожидания. Вот семенящая перепелка. Кролик, испуганный внезапной встречей не меньше самой Лии. Взмывающие в небо белые голуби. А вот самая что ни на есть кукушка — естественно, совершенно не похожая на запомнившегося из детства мультяшного персонажа[15].

Она остановилась возле кучки камней, заметив какое-то коричневое мельтешение, и была вознаграждена зрелищем улепетывающей ящерки.

— Лия! — поторопила ее Мариса.

Писательница бросилась вдогонку, радуясь про себя, что надела сникеры — по такой неровной поверхности в другой обуви не побегаешь. Следуя зову подруги, Лия оказалась подле холма, на вершине которого ее и дожидались женщины и собака. Оттуда она увидела внизу двухрядную асфальтовую дорогу, послушно огибающую все очертания предгорий.

— Здесь след обрывается, — объявила Эгги.

Лия снова вгляделась в подножие холма.

— Вы думаете, ее кто-то подобрал на машине?

— Нет, — возразила старуха. — След обрывается прямо здесь. Досюда она дошла, но затем перенеслась в иной мир.

— В иной… мир, — эхом отозвалась Лия.

Эгги кивнула.

— Да как же это?.. — Лия повернулась к подруге, и та пожала плечами и прокомментировала:

— Я точно знаю, что нумены Изабелл были призваны ее искусством из какого-то другого места. Потому верю в существование иных миров.

— Но сейчас-то искусство ни при чем.

— Ни при чем, — согласилась Мариса. — Но с чего ты решила, будто способ перемещения меж мирами только один?

— Я с ума сейчас сойду!

— Так вы все еще хотите поговорить с Сэди? — спросила Эгги.

Лия смущенно кивнула.

— Тогда и мы должны перейти туда.

Лия задумалась о неведомом крае, куда ее сейчас приглашали. Как там пел Дилан? «Можно вернуться всегда, но собой уже никогда»[16]. И в старинных преданиях про сказочные страны говорится то же самое — вернувшись оттуда, прежним уже не будешь. Правда, сейчас Лию ждет только новый отрезок пути, ведь само странствие началось давным-давно, когда она прочла дневник Эйми — именно тогда ей пришлось сделать первый шаг.

Да и потом, разве не любое путешествие меняет человека? Взять хотя бы прошлую ночь — Лия помнила охватившие ее чувства во дворике мотеля и то, как подействовал на нее разговор со стариком Эрни. Пустынный ландшафт, бедственное положение людей…

Изменение ведь необязательно произойдет в худшую сторону. Но шагнуть неизвестно куда… Страшновато.

— Хорошо, — отозвалась наконец Лия.

Эгги протянула им руки.

— В какой-то момент вы можете ощутить дискомфорт, но это быстро пройдет.

Лия и Мариса переглянулись. Мариса изогнула бровь, Лия пожала плечами, а потом они улыбнулись друг другу и, взяв художницу за руки, позволили той перенести их в иной мир. А первой шагнула в него рыжая Руби.

Хоть Лия и понимала, что очеловечивает собаку, искорка смеха в темных глазах псины ей вроде и не привиделась.

Туда

1. Томас

Томаса распирало от желания гневно бросить в лицо Женщине-Ночи: «Кем, черт побери, ты себя вообразила, чтобы накладывать на меня свое паршивое заклятье?!» Однако он помнил о совете Рувима держаться как можно спокойнее и много не болтать, и находил его дельным. И потому, подойдя к разговаривающей с Морагу женщине, просто протянул ей черное перо и проговорил:

— Кажется, вы оставили это в фактории.

Явно удивленный знакомством Томаса с могущественной майнаво, шаман перевел взгляд с собеседницы на парня. А Женщина-Ночь безмолвно взяла перо, усмехнувшись глазами. Над ее плечами возникла воронова аура, которая с величайшим интересом уставилась на вещицу и прищелкнула клювом.

Избавившись от пера, парень ожидал ощутить какие-то перемены в самочувствии или в настроении, однако ничего не произошло. Все оставалось в точности таким же, как и с этой штуковиной в кармане или в руке. По-видимому, магия вороновой женщины на этом этапе не требовала, чтобы ее жертва обладала пером. Похоже, превращение стало необратимым.

Но, как ни странно, разочарования Томас не испытывал.

— Откуда вы знаете друг друга? — небрежно осведомился шаман.

— Я заглянула в факторию купить колу, — пожала плечами Женщина-Ночь.

— Как, нашли казино? — невинно поинтересовался Томас.

При упоминании казино Морагу сощурился, затем повисла долгая пауза. Откуда-то издалека донесся пронзительный крик ястреба. И Томасу вдруг остро захотелось снова оказаться в рувимовском пикапе с Сантаной — просто ехать вдаль, болтая с сестренкой под ее любимую музыку. Захотелось повернуть время вспять и не ездить по просьбе Тетушки прошлым вечером к Центру общины. И еще захотелось оказаться за прилавком фактории и, разглядывая в окошко опунции, прикидывать: все они перемещаются каждый день или некоторые ленятся. Попросту говоря, ему захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда. И все потому, что помимо собственных переживаний парень ощущал колоссальное по мощи подспудное противостояние Морагу и Женщины-Ночи. Внешне это никак не проявлялось — оба сохраняли совершеннейшее спокойствие, однако напряженная до искр атмосфера выдавала затаенные чувства собеседников.

— Что ты затеяла, Консуэла? — спросил наконец шаман.

— Консуэла? — удивился Томас. — Так ее зовут Консуэла?

Морагу кивнул.

— Консуэла Мара, также известная как Морриган[17]. А когда-то она была невестой Ворона.

Парень понятия не имел, кто или что такое Морриган, но сказание о невесте Ворона помнил: они поженились давным-давно, когда мир был еще совсем юным, но сейчас царят на разных сторонах Колеса — ее сторона противоположна той, что олицетворяет собой Ворон. Он вывел мир из тьмы, частью которой являлась его невеста, и ей стало ужасно любопытно — что же у него получилось в этом его старом черном котелке…

— Я тебя во второй раз спрашиваю, — вновь обратился шаман к вороновой женщине, —