Впрочем, несмотря на свой стальной характер, генерал все же поцеловал Амалии руку самым что ни на есть учтивым образом и даже сказал несколько любезных слов.

– Это мсье Дюбуа, – добавил Дассонвиль, кивая в сторону своего спутника. – Надеюсь, вы не будете возражать, если он будет присутствовать на нашей встрече.

Мсье Дюбуа, который уже успел где-то оттереть загар капитана Уортингтона, а также избавиться от его шрама, церемонно поклонился. По правде говоря, больше всего Амалию интересовал вопрос, как он ухитрился заодно избавиться от двух пуль, которые она в него всадила.

– Кажется, мы уже встречались с вами, мсье Дюбуа, – уронила она со значением. – Вы очень напоминаете мне одного известного дуэлянта… виконта Пьера де Ботранше.

По блеску глаз Осетрова она поняла, что намек не прошел мимо него.

– А также, – продолжала Амалия безмятежно, – вы до ужаса похожи на одного английского капитана… некоего Тревора Уортингтона.

– Надо же, какое удивительное совпадение, – отозвался агент Дюбуа сипловатым голосом, совершенно не похожим на звучный тенор капитана. – По правде говоря, госпожа баронесса, я не знаю по-английски ни слова.

– Ступайте, Федор Сергеевич, – вполголоса сказал Осетров своему агенту. – Но далеко не уходите.

Агент удалился, и в кабинете осталось всего четыре человека. Осетров улыбался, как игрок перед решающей партией, Дассонвиль казался невозмутим, как камень, Амалия приготовилась к роли простой наблюдательницы. Что же касается того, кого назвали мсье Дюбуа, он старался подражать невозмутимости своего начальника, но огненные взгляды, которые «Дюбуа» нет-нет да бросал в сторону баронессы Корф, могли кого угодно ввести в заблуждение относительно его истинных чувств.

– Я думал, вы предпочтете взять с собой Ашара, – сказал Осетров. – Речь пойдет… да, речь пойдет о делах семейных.

– Можете смело говорить при мсье Дюбуа, – отозвался Дассонвиль, садясь за стол. Дюбуа прошелся по кабинету, выглянул в окно и плотно задернул портьеру, чтобы снаружи никто не мог их видеть. Амалия устроилась на диване, расположенном у входа, и положила сумочку себе на колени.

– Хорошо, будь по-вашему, – сказал Осетров, вернувшись на свое место. – Ваш сын, который носит фамилию Пелиссон, – убийца. Собираетесь это отрицать?

Дассонвиль сделал рукой неопределенный жест, который при желании можно было истолковать как отрицательный.

– Продолжайте, – только и промолвил он.

– Я мог бы предать данный факт огласке, – продолжал Осетров. – Но, раз уж наши страны являются союзниками, я, наверное, повременю.

– Факт без доказательств не значит ничего, – равнодушно отозвался Дассонвиль. – У вас есть доказательства?

– А вы как думаете?

Генерал нахмурился и поглядел на Дюбуа, который остался стоять в углу, скрестив на груди руки.

– Значит, нож все-таки у вас, – медленно проговорил Дассонвиль. – Сколько?

– Что?

– Сколько вы за него хотите?

– Не притворяйтесь, мсье, – усмехнулся Осетров. – Вы же прекрасно понимаете, что речь пойдет вовсе не о деньгах.

– А о чем же?

– Некоторые сведения стоят дороже любых денег.

– Вы хотите, чтобы я предал свою страну?

– Нет, я хочу, чтобы вы спасли жизнь сыну. Вы ведь знаете, что он убил не только Сюзанну Менар.

На этот раз генерал молчал долго.

– Что еще вы знаете? – спросил он наконец, уже не скрывая своего раздражения.

– Можем поговорить о действиях, которые вы предприняли, чтобы защитить мсье Пелиссона. Ваши люди толкнули служанку под трамвай и позаботились о том, чтобы репортер, который писал об убийстве Сюзанны Менар, выпал из окна. А затем ваши агенты взялись за одного из наших.

– Судя по результату, скорее уж он взялся за них, – колюче парировал Дассонвиль. – Поговорим о том, как он их убил?

– Во всяком случае, мы благодарны вам за то, что вы позаботились убрать трупы из купе, – заметил Осетров, изображая благодушие. – Северный экспресс вполне заслужил свою репутацию одного из лучших поездов. Не нужно, чтобы на ней образовалось пятно… особенно кровавое.

Генерал нахмурился и дернул челюстью. Амалия видела, что шутка Осетрова пришлась Дассонвилю не по нутру.

– Мои люди устранили двоих, и двоих устранил ваш агент. Полагаю, на этом можно остановиться… если, конечно, вы не возражаете.

– Все зависит от того, согласитесь ли вы на мои условия, – отозвался Осетров, пристально глядя на собеседника.

Устав стоять, Дюбуа вздохнул и сел на ближайший диван, но тотчас же подпрыгнул на месте и извлек затесавшуюся среди подушек острую шляпную булавку. Взгляд, который он метнул на Амалию, красноречивее любых слов говорил о его уверенности в том, что именно она подбросила булавку, на которую он напоролся. Встав с места, Дюбуа обошел стол и присел на самый краешек дивана, на котором устроилась Амалия.

– Кажется, это ваше, сударыня, – проговорил он негромким голосом капитана Уортингтона, протягивая своей соседке булавку.

– В жизни таких не носила, – шепнула в ответ Амалия. – Но я не возражаю, если вы будете верить, что она моя и что я нарочно смазала ее ядом.

Человек без имени, без труда надевающий различные личины, начал багроветь. В жизни у него были правильные и, пожалуй, даже красивые черты лица, но им словно не хватало какой-то определенности, которую, возможно, они приобретали только при очередном перевоплощении.

– Вы хотели меня убить!

– Нет, я лишь хотела спасти свою жизнь.

– Вы стреляли в меня!

– Всего два раза. Знала бы я, что вы носите защиту от пуль… Увы, наше знакомство не зашло так далеко, чтобы я успела изучить вашу одежду.

И, произнеся эту в высшей степени двусмысленную фразу, Амалия очаровательно улыбнулась.

– Не было никакой защиты, – буркнул Дюбуа, кладя булавку на круглый одноногий столик возле дивана. – Пули ударили во фляжку этого пьяницы, которую он таскал в кармане. Я носил ее с собой, чтобы не выходить из образа.

– Кстати, что с ним стало? Я имею в виду настоящего капитана Уортингтона.

– Кажется, его съели рыбы.

– Значит, он жив и здоров? Иначе вы бы не говорили об этом так просто.

– Мы поместили его в сумасшедший дом, чтобы он не путался у нас под ногами.

– Не боитесь, что от его общества там все сойдут с ума?

– Так они уже сумасшедшие, чего бояться? – ответил Дюбуа, сделав вид, что не заметил тонкой иронии собеседницы.

– Ну, вдруг они сойдут с ума еще больше. А врачи? Я очень беспокоюсь за врачей. По-моему, вы обошлись с ними безжалостно.

– Это вы безжалостны, мадам.