– Где вы хотите встретиться с генералом? – мрачно спросил Ашар после паузы.

Осетров повернулся к Амалии.

– Госпожа баронесса, как вам местная кухня? Сносно? Что ж, тогда я жду генерала здесь, – обратился он к Ашару. – У него есть час, чтобы приехать сюда, на улицу Сен-Мартен. Если в течение часа он не появится, пеняйте на себя. Да, и кстати: ваши методы ни для кого не являются секретом. Я уже известил достаточное количество людей о том, какую позорную тайну вы с генералом пытались скрыть, так что бесполезно пытаться заставить меня молчать.

– Что вы, месье, – хладнокровно ответил Ашар, – что за намеки! Мы же союзники, в конце концов…

– Иногда я жалею, что мы не враги, – отрезал Осетров и поглядел на часы. – У вас есть ровно 60 минут, чтобы привести сюда Дассонвиля. Я жду.

Не прощаясь, Ашар удалился вместе со своим сопровождающим.

– Полагаю, хозяин заведения не откажется выделить нам отдельный кабинет, – сказала Амалия.

С кабинетом все разрешилось очень просто – Лакомб разрешил занять уже знакомый ей кабинет с большим столом и диванами, обитыми пыльным темно-синим бархатом. Осетров тотчас же нашел занятие для приехавших с ним агентов – Елагина услал в посольство с поручением, а двух остальных отправил наружу, следить, как бы Ашар, несмотря на все свои заверения, не подстроил какую-нибудь каверзу.

– Расскажите мне все, – попросила Амалия.

– А что рассказывать, госпожа баронесса? Вы ведь уже все слышали. Дассонвиль женился на одной сестре Ашара, а потом влюбился в другую, которая была женой Пелиссона. Сезар – его сын, единственный, который остался у Дассонвиля после смерти законного наследника. Как только вы сказали, что речь идет о Сезаре Пелиссоне, все встало на свои места. Конечно, Дассонвиль пытался спасти сына, а для всех выдумал версию, что враги завладели информацией о «Красной луне», которая держится в строгом секрете.

– А за что Сезар Пелиссон убил Сюзанну Менар? Я могу понять, что она, например, была его любовницей и стала его шантажировать чем-то. Но почему он не обратился к отцу, чтобы тот помог решить проблему?

– Боюсь, что никакой проблемы не было и в помине, – ответил Осетров со смешком. – Сезар с детства был странноватым. Был у него, к примеру, любимый щенок, а потом мальчик взял и отрубил ему лапы.

– Вы хотите сказать, что Сезар Пелиссон…

– Я тут поговорил кое с кем из полиции. За последние месяцы в Париже случилось несколько необъяснимых убийств по одной и той же схеме. Вечером или ночью преступник подстерегает жертву, обычно женщину, убивает ее и бесследно исчезает. Все убийства происходят недалеко от третьего округа, где живет мсье Пелиссон. Угадайте почему.

– Потому что он ходил пешком, – мрачно сказала Амалия.

– Ну да. Ему казалось, что так его запомнит меньше людей. Но тут служанка поняла, что это он убил девушку из тупика Примул, и решила сорвать куш. Либо ей не хватило осторожности, либо Сезар Пелиссон заметил пропажу улики, с помощью которой она рассчитывала доказать его вину. У него оставался только один выход: пойти к отцу, что он и сделал. Ну, а как его отец попытался спасти положение, вы уже знаете… Впрочем, довольно о них. Вы сумели найти Сергея Васильевича? Надеюсь, с ним все в порядке?

– Он сумел выйти на связь и кое-что мне рассказать, – сказала Амалия спокойно. – Полагаю, что с ним все будет хорошо.

Осетров понял, что его собеседница не настроена откровенничать, и не стал настаивать.

– Я сегодня так и не успел поужинать, – промолвил он непринужденным тоном, беря меню. – У них тут есть что-нибудь стоящее? Рубец, еще один рубец… нет, честно говоря, я не любитель требухи. К счастью, я тут вижу и нормальные блюда…

– О чем вы собираетесь говорить с Дассонвилем? – не удержавшись, спросила Амалия.

Осетров бросил на нее быстрый взгляд поверх меню.

– Вряд ли разговор пойдет о погоде… Впрочем, вы можете остаться и послушать, госпожа баронесса.

Последняя фраза, сказанная как бы между прочим, была призвана указать Амалии на ее место. Разумеется, сударыня, словно говорил Осетров, вы сделали большую часть работы, и без вас мы бы, скорее всего, не справились, но теперь – теперь настало время отойти в сторону и превратиться в скромного наблюдателя (ключевое слово «скромный»). Но хоть и говорят, что скромность – лучшая форма гордости, Амалии она всегда давалась нелегко.

Тем не менее баронесса осталась и даже позволила вовлечь себя в беседу о положении дел в Европе, о метро, которое собирались строить в Париже, а также о современном французском театре. Полчаса пролетели незаметно, а после них – еще четверть часа. Генерал Дассонвиль не показывался. Два или три раза заглянул мсье Лакомб, чтобы убедиться, что посетители всем довольны, но от Амалии не укрылось, что, разговаривая, он смотрел главным образом на нее. Когда до крайнего срока, назначенного Осетровым, осталось всего пять минут, баронесса Корф не выдержала.

– Он не придет, – сказала она.

Осетров сухо улыбнулся.

– Разумеется, придет, госпожа баронесса. Сейчас он где-то здесь, поблизости, и тянет время, чтобы явиться в последний момент. Такая уж у него тактика.

Официанты убрали со стола и по просьбе Осетрова сменили скатерть. Не зная, чем себя занять, Амалия вспомнила, что сегодня истратила две пули, и под неодобрительным взглядом резидента перезарядила оружие. Как раз когда она прятала его в сумочку, дверь отворилась без стука. На пороге стоял один из агентов Осетрова, которого тот отправил наружу следить за происходящим.

– К вам гость, – проговорил он по-русски.

Рядом с ним Амалия увидела высокого седоватого брюнета пятидесяти с лишним лет в военном мундире, но вовсе не незнакомец привлек ее внимание, а человек, который держался чуть позади. Когда он поднял голову, Амалия мгновенно его узнала. Это был Тревор Уортингтон, он же виконт Пьер де Ботранше, он же агент Хамелеон.

– Добрый вечер, господин генерал, – промолвил Осетров, поднимаясь с места. – Рад вас видеть… Вы уже знакомы с баронессой Корф?

– Понаслышке, если можно так сказать, – ответил Дассонвиль, и, когда Амалия увидела, как он улыбается, она сразу же поняла, что справиться с таким соперником будет крайне непросто. Кто-то из журналистов, желая польстить генералу, однажды написал, что у него стальной профиль и мужественная челюсть, и с той поры к нему приклеилась кличка «стальной профиль». У баронессы Корф мелькнула мысль, что Дассонвиль хорошо смотрелся бы на открытках с подписью «Наши доблестные генералы», если бы занимаемое им положение позволяло такой градус публичности. Конечно, Дассонвиль был таким же человеком из плоти и крови, как и любой другой, и все же малограмотный подхалим-репортер оказался в чем-то прав: в генерале и в самом деле чувствовалось стальное начало. Можно было только посочувствовать тому, на кого Дассонвиль по какой-то причине решил бы ополчиться.