Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знаю, что сейчас за мной едут доктора. Мы с партнерами вроде как решили, кто во всем виноват.
Но хрен знает, успеют ли медики.
— Позволим же отцу проводить дочь под венец.
Фига я благородный. Сам хренею.
— С-сафонов… — шипит губернатор.
А я наклоняюсь вперед. Опираюсь локтями о колени иначе реально упаду.
— Я сделал все, что от меня зависело, Архипов. Дочь… выходит замуж за отца ребенка, — показываю на друга пальцем.
Так захотел сам Мурат.
Он вырос без папы и не хотел бы чтобы его отпрыск также рос.
Его выбор. Его решение. Я научился мириться с такими вещами. Кажется.
К тому же Игне приложится какое-никакое наследство и общественное положение. Особенно когда ее отец покинет нас.
В ушах вдруг остается сплошной звон.
В глазах темнота.
Доктора не успели.
Я все-таки потерял сознание.
***
Эльвира
Все в доме Сафонова понемногу налаживается кроме того, что мне никак не удается узнать, что с ним самим произошло.
Меня приказано охранять. Точнее нас.
Мурат принимает дела и я ему не мешаю.
Мне надо выспаться, хотя бы немного. Но сон не идет, едва я устраиваюсь в комнате в кресле моего сына.
Рядом крутится Влад.
— Все хорошо, — говорю я на ухо мальчику. — Все будет хорошо.
Делаю особенный акцент на слове “будет”.
Очень хочу в это верить.
Сон слепляет веки.
Меня как будто качает на волнах.
Сон короткий, прерывистый, тревожный.
Когда я прихожу в себя, то понимаю, что и нескольких часов не прошло. Меня будит врач, пришедшая проведать сына. У нее что-то падает на пол. Именно звук и приводит меня в чувства.
— Все хорошо, — проговаривает она.
Но мне почему-то в ее слова не верится.
Что-то по-прежнему ворочается в глубине души как маленький червячок.
Я встаю, кутаюсь в плед и первым делом разыскиваю Влада.
Он снаружи с теми охранниками, которые уже были приставлены к сыну Сафонова. От того, что Валерия нет рядом как-то неприятно ноет под ребром.
Я сталкиваюсь с Муратом до того как мальчик успевает меня заметить.
— Завтра вылетаете.
Я не сразу понимаю, о чем он мне говорит.
Слушаться помогает только то, что этот здоровенный мужчина обхватывает мои плечи руками. Тогда я вздергиваю голову.
— Что?
— Валерий повелел о вас позаботиться.
— Не очень понимаю, — встряхиваю головой.
Он вздыхает.
— Последняя воля, — улыбается невесело.
А я задерживаю дыхание надеясь на то, что мне просто показалось, что я услышала это “последняя воля”.
— Брак вы кажется заключили, — Мурат смотрит на меня исподлобья, — следовательно и сын и большая часть имущества остается в вашем распоряжении. Но несмотря на это я как бы все еще распорядитель этой самой воли.
Я замираю. Мне кажется, что леденеют пальцы. Это все не могло случиться так быстро, так скоропостижно.
Сбылась моя мечта. Я свободна. Никакого больше Эдуарда.
Но как-то от этого нехорошо.
Не ценой же жизни моего сына!
И мне почему-то непостижимым образом не хватает сейчас Сафонова.
— И? — срывается с губ. — Что вы сделаете, если я…
Я даже не знаю, что именно собираюсь ему ответить. Не получается сформулировать. Я просто хочу попрощаться с человеком, который подарил мне надежду. И не знаю как об этом сказать.
А еще мне плохо от того, что он исчез и меня это пугает.
— Вас ждет рейс в Европу, — чеканит Мурат. — Лучшая больница…
Звучит очень правильно.
Но мне странным образом кажется, что я не должна уезжать прямо сейчас.
Сафонов казался мне непотопляемым. Слишком сильным. Он вырвал меня из круга саморазрушения. Я почему-то уверена в том, что он сумел бы помочь моему сыну.
В том, что только рядом с ним все еще может получиться.
— Я могу его увидеть?
Мурат опускает глаза.
— Вам здесь оставаться опасно. То, что провернул Сафонов…
— А ему?
Скалится.
— Ему не привыкать. Как и мне.
От этих слов становится чуть легче. Значит, живой.
— Мы договаривались, что я за всем тут пригляжу, пока все не уляжется. Вам ни к чему лишние проблемы.
Хватаю Мурата за руку. Сильно сжимаю пальцы и уверенным голосом проговариваю:
— Что с ним?
Тот прикрывает веки и наконец сдается.
— Была клиническая смерть пока везли в больницу. Он доигрался. Пулевое ранение в плечо. Потерял слишком много крови.
— А сейчас? — губы едва шевелятся.
Мурат пожимает плечами.
— Без сознания. По крайней мере я не получал новой информации от врачей.
Я понимаю, что Мурат скорей всего щадит мои уши.
Ноги как-то сами по себе перестают держать и я пошатываюсь, вытягиваю руку и опираюсь на стену. Мурат встает с другой стороны, смотрит на меня разом с удивлением и сожалением.
— Губернатор погиб, — говорит вкрадчиво, — тебе лучше не иметь к этому отношения. Ни тебе, ни мальчикам. Сафонов предвидел, что может начаться травля… пока еще был на ногах.
— Зачем? — я решаюсь произнести только эту фразу.
Мурат какое-то время молчит, смотрит в небо.
— Он привык защищать тех, кто ему дорог. Он так устроен. Я ему говорил, не дотянешь. Говорил!
Кулак моего собеседника ударяется в стену.
— Могу увидеть его до отлета?
Мурат какое-то время разглядывает меня с головы до ног.
Потом кивает.
Вечером действительно начинается возня. Нас всех готовят к санэвакуации. Никогда еще такого не видела и надеялась, что такого со мной никогда и не будет.
Теперь же приходится принимать все как данность. Впервые лечу за границу без какого-либо багажа, с двумя детьми, один из которых вовсе и не мой. Он — сын моего нового мужа, брак с которым я вообще поначалу посчитала ничем иным как шуткой.
Сейчас на меня обрушилось столько всего, что мне кажется, даже падение метеорита меня не испугает.
Нас всех готовят к отъезду в аэропорт, но между делом я еще раз напоминаю Мурату мою просьбу.
Хочу увидеть Валерия и хоть как-то поблагодарить за то, что сражался за нас.
По пути мы действительно делаем небольшую остановку. Я покидаю автомобиль скорой со смешанными чувствами — разве я имею право моего сына оставлять? И ради кого? Ради какого-то случайного мужчины?
Закидываю сумку на плечо, поправляю прилипшую к спине кофту — в салоне было жарко.
Нет, я иду не к случайному мужчине, а к человеку, которому очень многим обязана.
И я впервые так боюсь.
С бедой, которая случилась с сыном, как мне кажется, я смирилась давно. А здесь что-то другое.
Я потеряла до того, как успела найти.
А я очень хотела бы узнать его настоящего.