Во дворце Изабелла встретила свою давнюю подругу Ростангу де Флассан, жену рыцаря Корнара из Манта. Та – в тунике с длинными рукавами, отороченными золотым шитьем. Поверх – мантия с узорами из самоцветов. Изабелла тоже вся сияет драгоценностями, вся в цветных одеждах, привезенных мужем из Византии.

Постояли, любуясь одна другой, завели беседу. Проблемам личным места отвели мало, важнее было обсудить придворные новости.

– Нет, ну каков Филипп, а? – верещала мадам де Флассан. – Каковы замашки! Людовик тоже, конечно, стремился увеличить свои земли, но сынок, по-моему, пойдет гораздо дальше. Завел судебных исполнителей, писарей, нотариусов. Теперь он все пишет и прячет в архивы. За всем этим наблюдают правоведы. Скоро, – поверь, милочка, очень скоро они начнут затягивать петли зависимости знатных домов королевства от юного монарха. Вообрази, если король ставит кого-то владеть графством, он требует, чтобы ему предоставляли поручителей.

– Поручителей? – удивилась Изабелла. – Но зачем? Ведь есть же новый хозяин.

– Вот вместе с ним эти поручители берут на себя известные обязательства и приносят клятву в том, что возместят королю ущерб, если новый хозяин не будет должным образом исполнять своих обязанностей. Не удивлюсь, если скоро вассал будет давать клятву на верность не только своему сеньору, но и королю. А придумали это всё Герен с Гартом.

– Герен? Кто это? – без тени удивления спросила Изабелла.

– Бывший монах. Советник короля. Он рыцарь ордена госпитальеров.

– А Гарт?

– Шамбеллан. Тоже друг короля. Троица неразлучна. Филипп по большей части советуется только с ними. А Гарт – рыцарь Гандварт де Марейль. Не знаю точно, но какой-то обедневший род. Как видишь, люди незнатные, но именно из таких юный король выбирает себе друзей. Да, так вот, теперь передача ленного владения из одних рук в другие подлежит судебному рассмотрению. Так что клятва верности дается нынче для того, чтобы вступить во владение землей. А раньше, помнишь, шла от сердца. Но времена меняются. Клятвы приносят сейчас даже женщины, хотя они и не берут в руки меч. Конечно, король, как и раньше, рассчитывает на воинское ополчение, для этого он даже завел писаря, который составляет списки рыцарей, обязанных служить ему сорок дней в году. Но Филипп вместо этого предпочитает брать с них деньги.

– Кто же тогда будет воевать?

– Наемники. Ему милее иметь дело с этим сбродом. Те не станут считать окончания сорока дней. Его советники пошли еще дальше: предлагают ему дробить сильные родá. Здесь и приток денег и выгода: какие-то земли король присваивает себе. Кроме того он может выступить в роли опекуна над несовершеннолетними детьми, если умер их отец. Но и это еще не всё. Король имеет право по своему усмотрению выдать замуж вдову или ее дочерей. Да вот пример. Пару лет назад умер граф Осера и Невера. Жены нет, но осталась дочь. Филипп тотчас становится ее опекуном и обирает несчастную сироту. Затем выдает ее замуж за своего родственника. Тот погибает на войне. Король снова берет девчонку под свою опеку и снова выдает замуж, не забывая при этом прикарманить денежки. Тут у сиротки рождается дочь. Наш государь тут как тут: он бережет ее для своего внука.

– Однако деятельный у нас король, – съязвила Изабелла. – Хватка у него почище остальных Капетингов. Когда-нибудь он доберется и до Вермандуа вместе с Артуа.

– Насколько мне представляется, их уже забрал у тебя твой муж, хотя они и продолжают числиться твоими.

– Пока еще я там хозяйка вместе с Элеонорой. В случае моей смерти области эти достанутся ей. Вряд ли Филипп сумеет протянуть сюда свою руку. Моя сестра Элеонора приходится ему троюродной теткой, но это не дает ему права грабить ее на правах сюзерена. Да ведь и я еще не стара, Ростанга, мне всего только сорок, и умирать в ближайшее время я совсем не намерена. Жаль вот только, что… но смотри, кто-то идет сюда. Двое. Один с малюткой на руках. Кто они? Что нам надлежит предпринять?

Собеседница повернула голову. В их сторону и в самом деле направлялись двое мужчин; один из них держал на руках маленькую девочку с красным бантом и куклой, которую она бережно прижимала к себе.

– Как раз они: Гарт и Герен.

Изабелла, задержав взгляд на Гарте, задумалась. Они уже прошли, а она все продолжала глядеть на него.

– Говоришь, он рыцарь? – спросила она, не меняя направления взгляда. – Советник короля?

– И лучший из его друзей, – добавила подруга. Потом полюбопытствовала: – Что, понравился?

– Неплохо бы затащить такого в постель.

– Что ж, согласна, – усмехнулась Ростанга, – если только тебя не смущает, что у него уже есть любовница.

– Какие пустяки.

– Правда, она сейчас далеко отсюда.

– Тем более.

– И она… как тебе сказать… – немного смутилась м-м де Флассан, – не нашей веры.

Изабелла отпрянула, округлив глаза:

– Мусульманка?!

– Нет, что ты. Ни один уважающий себя христианин не станет спать с сарацинкой, уж поверь мне.

– Слава богу! Окажись иначе, мне и на пять шагов было бы гадко подойти к этому шамбеллану. Но та, о которой ты говоришь, значит, христианка?

– Не совсем.

– Как это понять?

– Она из Церкви катаров. Ее зовут Бьянка.

Изабелла сделала назад шаг, другой. Взгляд такой, будто подруги встретились впервые в жизни.

– Еретичка! – почти вскричала она, внезапно побледнев. – И ты, Ростанга, говоришь об этом так спокойно, словно речь идет о том, собирается ли королева-мать рожать от своего любовника?

– Что тут поделаешь, дорогая, – пожала плечами подруга, – не кричать же об этом на весь Париж. К тому же это ни для кого не является тайной.

– Даже для короля?

– Даже для него.

– А для святой Церкви?

– Похоже, она будет возмущена, только и всего.

Изабелла всплеснула руками:

– Только и всего? А костер? Ведь ее надо немедленно сжечь!

– Чтобы освободить дорогу себе?

– Чтобы изгнать скверну из тела христианства!

– Думаю, святая Церковь давно бы занялась этой особой, если бы та вовремя не исчезла.

– Где же она теперь? Уж не на юг ли помчалась к своим единомышленникам по партии?

– Именно. Она уехала к себе в Тулузу.

– А-а, гнездо ереси! Это оттуда на христианство нападают еретики, мутят народ, не признают нашу мать Церковь! Это там живут те, кто издевается над таинствами, хулит Христа и Деву Марию, презирает святых и смеется над ними!

Она заскрипела зубами, заметалась на площадке второго этажа и вдруг остановилась, застыв, словно обратившись в статую. Совсем неподалеку, по другую сторону улицы Святого Варфоломея, у Святого Креста близ церкви она увидела группу мирно беседующих людей. По виду – монахи. К ним она и помчалась, подобрав полы платья и стуча каблуками туфель по лестнице, ведущей во двор.