любовь не проходит, нет».

Когда песня закончилась, Александр и Лера захлопали в ладоши.

– Деда, давай, пой еще! – говорила Лера, довольная тем, что дед умеет еще и играть на гитаре, как дядя Андрей.

– Мне некоторые песни Боярского очень нравятся. Слова в его песнях правильные, что ли. Я ему верю, когда слушаю, – говорил он. Послушайте: – «Сладкий сон погасил глаз ласковых пламя.

Тихо губы твои чуть трону губами я.

А на губах твоих усталый день затих.

Ты сладко спишь, а я шепчу тебе, родная:

Спасибо за день, спасибо за ночь,

Спасибо за сына и за дочь.

Спасибо за то, что средь боли и зла наш тесный мирок ты сберегла».

– А эта, вообще, призыв к действию:– « Я от страха себя отучал постепенно. Я отрекся от всех мелочей бытовых.

И теперь каждый вечер на эту арену,

Вывожу дрессированных тигров своих.

Ап, и тигры у ног моих сели, ап, и с лестниц в глаза мне глядят,

Ап, и кружатся на карусели, ап, и в обруч горящий летят».

Он прикрыл струны ладонью, откинувшись на спинку дивана.

– Пап, а ты там, у себя дома, поешь? – спросила Диана.

– Больше слушаю классику. Иногда, чаще зимой, пою, сидя у камина. Только песни у меня все из далекой юности, молодости. Вы, наверное, таких песен и не слушаете. Вот эти очень нравились Саньке. Он пел их так проникновенно, из-за нашего любовного треугольника: – «Говорят что некрасиво, некрасиво, некрасиво,

Отбивать девчонок у друзей своих.

Это так, но ты с Алешкой несчастлива, несчастлива,

А судьба связала крепко нас троих.

Как же быть, как быть? Запретить себе тебя любить.

Не могу я это сделать не могу.

Лучше мне уйти, Но без грустных нежных глаз твоих

Мне не будет в жизни доброго пути».

Он на несколько секунд замолчал, задумался и запел вновь:

– «У беды глаза зелёные, не простят, не пощадят.

С головой иду склонённою, виноватый прячу взгляд.

В поле ласковое выйду я и заплачу над собой.

Кто же боль такую выдумал? И за что мне эта боль?»

– В юности мне был непонятен его интерес к таким песням. Только спустя время, до меня дошло: он пел о себе, о своей любви. Сашка всегда был романтиком. Его и годы, и служба, в этом отношении, не сломали. А я, до самой армии, был, как тот Есенин, и песни пел: – «Ты мне не снишься, кто ж тут виною,

Если ошибку звали любовью.

Сами назвали, сами решили,

Не понимая, что поспешили.

Ты мне не снишься, я тебе тоже,

И ничего мы сделать не можем.

Словно чужими стали друг другу,

И между нами, и между нами

Белая вьюга».

Он прикрыл струны ладонью и посмотрел на Диану.

– Теперь твоя очередь солировать, дочка. Удиви отца.

– Пап, ты думаешь, эти песни забыты? Зря. Некоторые из них перепевают молодые исполнители. Репертуар «Веселых ребят», «Синей птицы», «Цветов» не забыт. Мне понравилась одна песня, и я заинтересовалась: чья она? Что ты думаешь? Песня написана в семидесятые годы и была в репертуаре «Веселых ребят». – Диана заиграла мелодию, – Не вспомнил? – спросила она и тихо запела:

«Все напоминает о тебе, а ты нигде.

Остался мир, который вместе видел нас, в последний раз.

Комната с балконом и окном светла сейчас,

Чиста как день, который вместе видел нас в последний раз.

Время пройдет, и ты забудешь все, что было, с тобой у нас, с тобой у нас.

Нет, я не жду тебя, но знай, что я любила в последний раз.

В последний раз, в последний раз, в последний раз». – Павел Иванович вспомнил и слова, и мелодию, и уже они вдвоем с дочерью, почти с ансамблем, пели дальше: «И, пройдет, не знаю, сколько зим, и сколько лет…

– Умница, какая же ты умница! Как я мог ее забыть? Спасибо, – говорил Павел Иванович, подходя к дочери и целуя ее в затылок. – У нас осталось два артиста, которых мы с удовольствием послушаем и посмотрим. Лерочка, с кого начнем?

Были песни и танцы Валерии. Музыкально-развлекательный вечер, затянулся до двадцати двух часов. Лера уснула поздно под дедушкину сказку, и Павел Иванович уже не выходил из комнаты внучки, устроившись на ночлег рядом с ней на диване. Он лежал без сна, думал о прожитом дне и чувствовал, что встреча придала ему не столько сил, сколько душевного спокойствия.

– Отец устроил нам сегодня настоящий праздник. Хороший получился вечер, – говорила Диана, укладываясь спать.

– Приятный вечер достоин продолжения, и ночь, самое время для этого…

Следующий день, начавшийся с завтрака, они провели в городе до обеда. Погода была, как по заказу. За обеденным столом Диана не смело спросила отца:

– Пап, а почему ты не можешь остаться дольше?

– Почему не могу? Могу задержаться и на день, и на два, и на неделю. Только смысла в этом нет. Всему, дочь, есть предел. Что я буду делать в пустой квартире с Лерой? Это первое время я для нее представляю интерес. Пойми, родная моя, радость, от встреч после долгой разлуки, делает людей искренними первые несколько дней. Это, как праздник. И я хочу оставить его в памяти. Мы чудесно провели с вами время, но эти минуты и часы уже не повторяться. Праздник закончился, начнутся будни. Пусть не серые, а цветные, но будни. Вы оба понимаете, о чем я говорю. Пройдет время, и мы с вами устроим очередной праздник, а потом еще и еще. Встреча дарит счастье, а разлука дарит встречу.

Вечером Павел Иванович простился с дочерью и внучкой в квартире, наотрез отказавшись от проводов в аэропорт. Александр проводил его до такси.

– Ну, все, Сань. Долгие проводы не наш случай, – говорил он, подавая руку, для рукопожатия. – Я сказал все, что хотел, дальше время покажет. Береги своих девочек. Прости, я не могу сказать: «Прощай», говорю: «Удачи тебе и будь здоров!». – Он обнял Александра, вручив таксисту чемодан, сел в машину и такси отъехало от подъезда. Через сутки он позвонил и доложил о том, что удачно приземлился в Берне, еще раз повидавшись в Москве с Авериными.

Глава 11

С первого октября вся семья Дианы вышла на «службу». Жизнь вошла в привычную колею, пока девятнадцатого числа, во второй половине