В тишине прекрасного морского вечера раздался невероятный грохот (это звуки двух разрывов слились в один), и вспыхнул огненный фонтан. Третья торпеда угодила в пирс. Тотчас по воде зашарили прожектора, завыла сирена, послышалась беспорядочная стрельба.

— Курс на юго-юго-восток, — прошептал Ройтер. — Малый вперед! Кормовой, товьсь!

Поднятый над водой перископ ничем не помог. Зарево от полыхающего пирса слепило. В воду полилась нефть. Один из рукавов, по которому перекачивалось содержимое танкера, оторвался и, извиваясь, как змея, поливал окрестности ярко желтым пламенем. Около 20 минут потребовалось, чтобы выйти на позицию второго залпа.

* * *

Корневель жил своей обычной жизнью. На стол вице-адмирала легла расшифровка радиоперехвата. Из нее следовало, что в районе Гибралтара отмечена высокая активность немецких подводных лодок, две из которых англичане потопили. Разведка сообщила, что в Гибралтаре у пирса уничтожен танкер и сильно поврежден эсминец. Пожаром выведен из строя терминал перекачки нефти. Все это было очень странно, потому что, по всем мыслимым расчетам, ни Дривер, ни Хайдтман[81]не успели бы так быстро прорваться через пролив, тем более что Хайдтман только что выходил на связь. Вчера еще был заявлен протест испанского правительства в связи с нарушением немецкими лодками территориальных вод Испании. Понятно, что это была сущая проформа. Испанцам нужно было держать красивую мину перед Англией, а самим-то им все это по барабану… Совсем недавно они не только не имели ничего против, но даже заправляли лодки и грузили торпеды в Виго и Санта-Крусе. А сейчас Британия надавила… Союзнические отношения и военное братство 37-го года позабыты.

— Кто у нас может быть в районе Гибралтара?

— Оберлейтенант Ройтер, герр вице-адмирал, но он уже трое суток не выходит на связь…

— Две лодки англичане потопили?

— Так точно, две.

— Тогда не страшно. Хуже было бы, если бы одну. Передайте в Специю. Пусть наши итальянские друзья готовятся к встрече.

Всякая война между европейцами есть гражданская война.

Виктор Гюго

Море вроде бы всюду — море. Но южные моря не имеют той величественности, что имеют моря северные. Здесь даже шторм кажется каким-то бестолковым аттракционом в парке развлечений. Яркость красок природы и буйство прибрежной растительности просто нелепы в той декорации высокой трагедии, которую предполагает морская стихия. Ну как может, например, Даланд[82]опираться на пальму? Или Зиглинда петь «Schläfst du, Gast?»[83]с ананасом в руках? Бред ведь, клоунада самая настоящая. После Майорки англичане ослабили натиск. Их всевластие заканчивалось почти сразу же за скалой.

Хоть была уже осень, и эти места большую часть дня находились под облачным покровом, который их более или менее защищал от «Харриккейнов» и «Сандерлендов», даже серый цвет пасмурного дня здесь отдавал какими-то факирскими блестками. Настоящий Винтергартен.[84]Также пафосно и так же аляповато. Они связались со штабом по радио. Командующий благодарил за работу. Нефтяной терминал в Гибралтаре был выведен из строя на несколько месяцев. Но главное, пока английская противолодочная оборона занималась «капитаном-колбасой», через Гибралтар прорвались две наших лодки. Без потерь и без повреждений. Это не могло не воодушевлять.

Лодка Ройтера все-таки получила серьезные «ранения». Патрулирующие эсминцы нашвыряли бочек, так что если бы они не взрывались, наверное, мог бы образоваться небольшой риф. И далеко не все шло на безопасном расстоянии. Подводники опять перехитрили смерть. Те двое суток, что они провели под водой, были настоящим путешествием в ад. Карлевитц израсходовал весь запас поташа.[85]Теперь в дыхательные патроны он заложил морские водоросли, обработанные щелоком. Говорит, так тоже можно. Неизвестно, можно ли так — будет ясно, когда опять загонят на глубину и от углекислого газа начнет тошнить. Может, и поможет эта хрень — лучше, чем ничего. У лодки были заблокированы горизонтальные рули, так что она потеряла способность быстро погружаться. Исправить это удалось лишь частично. И все равно, на самом полном требовалось почти полторы минуты. Поэтому и приходилось жаться ближе к берегу. Чистые прозрачные воды Балеарского моря все равно не были надежным укрытием. Испанцы их не беспокоили. Видимо, Папа уладил формальности. Один раз в отдалении появился испанский эсминец. И семафором запросил номер лодки и фамилию командира. Получив ответ, он какое-то время еще проследовал параллельным курсом, а затем исчез за горизонтом.

Переход в зону ответственности Италии ознаменовался пролетом над лодкой Z.506-го.[86]Это был, конечно, рискованный шаг со стороны итальянских товарищей. Если бы летчик вовремя не покачал крыльями «я свой», возможно, Деген со своей командой записали бы на свой счет еще четыре балла.[87]К этому моменту на лодке было уже две зенитных спарки, и Деген формально мог считаться командиром зенитной батареи. Все-таки 4×20 мм ствола это уже что-то. 506-й сделал круг и ушел в сторону Специи, как бы показывая дорогу.

Ла Специя выплыла из облачной дымки в самом начале ноября. Бухта в виде угла острым носом упиралась в материк, а по бокам — высокие горы. Еще Наполеон в XVIII веке присматривался к этому тихому заливу. Лигурийское море как на ладони — ни один враг не пройдет незамеченным. На рейде дремала массивная туша линейного корабля. Шесть стволов 12-дюймовок двух носовых башен главного калибра грозно нависали над палубой. Лодка проходила в двух кабельтовых от итальянца, и было прекрасно видно, как суетится команда, на корабле шла обычная субботняя приборка. Он казался мирным и домашним. Тройка 79-х «Марчетти»[88]проходила низко над морем, осуществляя тренировочный заход на воображаемую цель. Зенитчики линкора тоже отслеживали атакующих в прицелы, поводя стволами вслед за самолетами. Все это были картины из ставшей уже сказкой мирной жизни с ее расписанными по минутам учениями, смотрами и маршами. Только свежая копоть на стволах главного калибра давала понять: это война, и выживает здесь сильнейший.