Мой спаситель заверил меня, что со всеми щитами и фильтрами отследить операции с его компьютеров невозможно. Тем не менее я поостерегся отправлять сообщение Эсквайру оттуда. Видеофайл в несколько гигабайт пусть мощный компьютер закачает, а с остальным и айфон справится.

Я залез в нашу звериную почту, но новых сообщений от Бородавочника не было. Это могло означать, в том числе, что он делал вид, что ждет меня завтра в Москве. Я написал ему, что виделся с Моховым (зачем приплетать его дочь, если это сообщение мог прочесть кто-то еще из Конторы?). Прямым текстом (разумеется, предварительно зашифровав его), я передал Эсквайру все, что Мохов сказал, я просчитал, а Осборн подтвердил. И в дополнение послал ссылку на место, куда была закачена видеозапись нашего разговора в машине. На мой взгляд, это была просто судебная улика.

На Шафтсбери-авеню было непривычно пустынно. Я посмотрел на часы: полночь без пятнадцати минут. На биологических часах Тони три ночи. «Ну и пусть, — сказал я, добавив про себя одну из своих любимых фраз. — Мы здесь не для радости». И тут же подумал, что такая новость как раз из тех, которые порадуют в любое время дня и ночи. Я зашел в автомат и набрал новый мобильный Тони.

Голос бодрый, явно не спала.

— Были бы новости плохими, дал бы вам поспать, — с ходу сказал я.

— Да? — выпалила Тоня. Другие люди так не могут заснуть, пока им не скажут «Спокойной ночи!». — Блин, сколько же волнений за один день! Он все подтвердил?

Я говорил ей, что собираюсь встречаться с Осборном.

— Да, мне удалось затащить его в сеть своей изощренной лжи.

— Ну зачем же так про себя?

Вернулся ее привычный насмешливый тон. Перевела дух.

— Как я где-то прочел, один шпион написал: «Правда — это единственная цель, которую преследует наша ложь».

Тоня мою цитату проигнорировала — ей сейчас не до беллетристики:

— Думаете, это сработает?

— Это прямое свидетельство, прямая улика. А сработает или нет, зависит от людей в Москве.

— Но вы считаете, что сработает?

— Если эта страна не окончательно потеряна.

— «Эта страна», — передразнила Тоня. — Понятно, у вас их на выбор, сколько хочешь.

Успокоилась. И меня не остерегается. Я прямо вижу насмешливые огоньки в ее глазах.

— А то вы дальше Малаховки свою жизнь не планируете, — парировал я.

Хмыкнула: один-один.

— А как я узнаю, что мы с папой можем возвращаться в Москву? Вы позвоните мне?

— Проблема в том, что разоблачение этого упыря не будет автоматически означать, что опасность позади. Его стрелки могли получить заказ и дальше действовать самостоятельно. Но я буду с вами на связи. Не выбрасывайте этот мобильный, даже если окно машины вдруг соблазнительно откроется.

Тоня засмеялась. Первый раз я это слышал. Не раскатисто, не заразительно, просто вырвалось у нее что-то переливчатое, что обычно передается совсем непохожими сочетаниями «ха-ха» или «хи-хи». Но уже прогресс.

— Кстати, Антония, мне любопытно. А что если бы я тогда не отверг ваше предложение? Ну, когда вы меня испытывали?

Тоня снова рассмеялась. Уже пара таких «ха-ха».

— Хотите подъехать сейчас, Клеопатр?

— Нет. — Я тоже рассмеялся. — Я не спортсмен и пополнение списка трофеев меня не волнует. Мне просто нравится понимать про людей, с которыми я сталкиваюсь.

— И как вам кажется? Вы же наверняка про многих других людей уже поняли.

— А вы скажете мне честно, да или нет?

— Обещаю.

— Мне кажется, для вас постель не должна иметь большого значения.

Не сказала ни да, ни нет. Но, судя по тому, куда скакнула ее мысль, конечно же, да.

— Я подумала, — сказала она. — Наверное, я действительно чего-то не понимаю, а специалисты в этом вопросе единодушны. В общем, я поеду с Питером. Ну, куда он звал. Я уже позвонила ему, он заедет за мной рано утром на машине.

— К вам домой? Ну, к вашей подруге?

Сообразила теперь:

— Вот блин! Не надо было?

1

Родители должны учить своих детей всему, что знают сами. Отец — дояр? Расскажи дочери про быков: как они себя ведут, чего не любят, когда становятся опасны. Пойдет дочь в неурочный час к тебе на ферму, встретит взбешенного быка — будет знать, как действовать. Вот мое глубочайшее убеждение. Это я своему сыну не могу рассказать, какие обычаи у нас в Зазеркалье, а Мохов же от своей дочери не прятался?

Нет, я от Осборна никаких подлостей не ждал, не говоря уже о Питере. Хотя любители игр без правил наверняка есть и у них в МИ-5. Не сомневаюсь, что они обговоривали и силовой вариант. Взять Тоню и задержать — да хоть ту же травку ей подкинуть. Мохов позвонит дочери — ему сообщат, что она в полиции, дает показания, до суда будет под стражей. Тогда, хочешь — не хочешь, ему придется связаться с другом Лесли. Осборн естественно возьмется решить проблему, но скажет, что у них в цивилизованной стране телефонное право не существует. Ну, разве что если задействовать людей на самом верху. А те просто так ничего делать не будут. Другими словами, Тоню можно было бы взять в заложницы, и Мохову не осталось бы ничего другого, как мчаться ее выручать.

Однако по всему, что мы знаем об Осборне, хотя бы по истории отношений между двумя семьями, он на такую низость не пошел бы. Уверен, он у себя на службе даже не скажет, с кем Тоня уехала и куда. Но узнают же стрелки Крота каким-то образом о перемещениях людей, которые их интересуют? Так и про место, где ночует Тоня, могли получить наводку.

Я молчал так долго, что Тоня забеспокоилась:

— Вы здесь?

— Давайте начнем с простых вещей, — сказал я. — Вы в спальне, да? У вас свет там не горит?

— Нет. Только экранчик телефона светится.

— Это хорошо, прижмите его к уху. Осторожно подойдите к окну. Только не фронтально, а сбоку и занавеску не отодвигайте. Идете?

— Иду.

— Что видите?

— Ничего. Все спокойно.

— Конкретнее. Прохожие?

— Прохожих нет. Пустая улица.

— И никаких машин припаркованных?

Я же диспозицию помню.

— Машины есть, конечно. Бампер к бамперу, ни метра не пропадает. Все с нашей стороны — напротив парковаться запрещено.

— А люди в машинах есть?

— Да мне со второго этажа не видно. Вот сейчас к нам еще одна вывернула.

— Проехала?

— Нет. Остановилась. У другой машины, припаркованной, огни зажглись. Завелась и уехала. А та машина на ее место паркуется. — Сообразила. — Я дура, да?