— А вы — негодяй, милостивый государь, — продолжал шептать ювелир, грозя Пиноккио пальцем.

— А вы не скупитесь.

— Нет, вы всё-таки негодяй.

— Всего три сольдо.

— Я бы даже сказал подлец, пожелай я вас оскорбить.

— Ну, будет вам, синьор ювелир.

— Подлец-подлец.

— Три сольдо.

— Два с половиной, подлец.

— Чёрт с вами и вашими магнолиями, так и быть, два с половиной сольдо, — сдался Буратино.

— Чёрт не со мной и моими магнолиями, а с вами и моими денежками. Побойтесь Бога, как вы меня ограбили, — стонал Вайман.

— Ой, ну что такое, хватит ныть, — поморщился Буратино, — давайте же, наконец, деньги и я уйду.

— Давайте сначала пуговицы.

— Какой вы, право, недоверчивый, надо доверять партнёрам, — произнёс Пиноккио и полез в карман за пуговицами.

— Если я вам буду доверять, то уже к вечеру вы будете стоять на моём месте, а я на вашем, причём я буду в ваших штанах и торговать ворованными пуговицами.

— Вы меня переоцениваете, — сказал парень и высыпал пуговицы на прилавок.

А потом они стали торговаться дальше, но наш герой не уступал. И единственное, что удалось синьору ювелиру, так это зажилить полсольдо с общей суммы. Вскоре Буратино уже шёл по улице, слегка пьяный от ощущения крупной суммы денег.

О, что это было за ощущение. Казалось, перед мальчишкой открылся новый мир, мир, который почти полностью принадлежал ему. Пиноккио купил себе пирожков, лимонада, колбасы, хлеба и сыра. А как приятно ему было внимание торговцев, которые пытались ему угодить:

— А вот этой колбаски не желаете, молодой синьор? Вы не думайте, что она воняет, просто у неё запах такой. А в соседней лавке не покупайте колбасу, они колбасу из кошек делают, я сам видел.

В общем, мир был ярок и полон новых красок, которые доступны обеспеченным людям.

— Да, — самому себе сказал Буратино, раскладывая продукты на столе, — деньги это здорово, это чудо как хорошо.

— Согласен, — донеслось, как обычно, из-под комода, — только всегда надо помнить слова одной из акул капитализма, некоего синьора Рокфеллера.

— А кто это такой? — поинтересовался мальчик, принимаясь за колбасу с хлебом.

— А это один из уважаемых людей Америки, один из самых богатых. Правда, некоторые клеветники уверяют, что состояние он скопил, пользуясь исключительно пистолетом. Но кто в наше бурное время обращает внимание на такие мелочи?

— А что же он такое сказал, этот достопочтенный синьор?

— Он сказал, что любой дурак может заработать деньги…

— Пистолетом?

— Может, и пистолетом, это неважно. А вот распорядиться своими деньгами правильно может далеко не всякий дурак, даже с пистолетом.

— А как же ими правильно распоряжаться? — спросил Пиноккио, принимаясь за пирожки.

— Эй, ты на пирожки сильно не налетай, мне хоть один оставь, — возмутился Говорящий Сверчок, — сухари-то мои все полупил.

— Ой, извините, синьор Говорящий Сверчок, — сказал Буратино и засунул один пирожок под комод, — и всё-таки, как нужно обращаться с деньгами?

— Правило первое: денежки надо держать в таком месте, где их никто, кроме тебя, не достанет.

— На чердаке? — уточнил Буратино.

— Да, и в самом укромном местечке. Правило второе: деньги должны работать.

— В каком смысле? — не понял Пиноккио.

— В том смысле, что деньги должны делать деньги.

— Ох, как хорошо бы это было. А как это сделать?

— Об этом мы подумаем попозже.

— Жаль, ну тогда я погнал, — сказал Пиноккио, спрыгивая с кровати.

— А ты куда?

— Решать свои проблемы.

— Моя помощь нужна?

— Не-а, с этими мелочами и я справлюсь, — Буратино побежал к тётке Джульетте, вернее, к её сыновьям, предварительно он залез на чердак и припрятал денежки, которые ему не понадобятся.

Добежав до тётки Джульетты, он нашёл её на боевом посту. Синьора сидела у калитки, ждала клиентов и планомерно заплёвывала всё пространство вокруг себя шелухой от семечек. Эта шелуха была повсюду, включая нижнюю губу, двойной подбородок, огромную грудь и брюхо женщины.

Громко чавкнув и выплюнув очередную порцию шелухи себе на подбородок, Джульетта поздоровалась со всей своей приветливостью, на которую была способна:

— Доброго здоровьичка, маленький носатый синьор. Кто это вам рыло подбил так, что и глаза не видно?

— Так получилось, — ответил Буратино, потирая глаз и вспоминая папашу, — ударился где-то.

— И то видно, что ударился неплохо. Как только свой длинный нос не сломали с вашим вредным характером.

— Ну ладно, — разозлился Пиноккио, — ты свой нос береги, а то его тебе тоже могут сломать, хоть он и не длинный. А сыны твои где?

— Как обычно, — нейтрально ответила тётка.

— А обычно — это как? — не отставал Буратино.

— А зачем они тебе? — спросила торговка, отправляя новую пригоршню семечек себе в рот.

— Здорова ты, тётка Джульетта, семечки жрать, — восхитился мальчик, — а сыны твои, всё-таки, где?

— Да на кухне, опять жрут, наверное. И жрут, и жрут, и жрут, и жрут, как не полопаются только. Верь-не верь, одного лука в неделю мешок сжирают, сытости на них нету. А зачем они тебе?

— Дело есть.

— А что за дело, может, я подсоблю?

— Чем же ты подсобишь, окромя жранья семечек, — засомневался Пиноккио, — ну разве что ещё незаконно самогоном торговать можешь.

— И гляньте, какой умник-законник выискался, — обиделась Джульетта, — вот запрещу сынам с тобой якшаться, тогда узнаешь.

Но тут из дома вышли эти самые сыны, которым мамаша собиралась запретить с кем-то якшаться, и Буратино с невольным восхищением уставился на них: здоровые были парни. А парни, в свою очередь, увидели Буратино и обрадовались:

— Здравствуйте, синьор Бурмандино, — поздоровался Серджо — старший.

— Дубина, — поправил его младший, но более умный Фернандо, — не Бурмадино, а Борматано.

— Здравствуйте, ребята. — Пиноккио даже протянул им руку, не побоялся.

Те пожали руку мальчика своими огромными лапищами аккуратно, даже с нежностью.

— Давненько мы вас не видели, — сказал младший.

— И морда у вас без синяка была в прошлый раз, — добавил старший.

— Да, — погорился Буратино, — побили меня, ребятки.

— Хе! — усмехнулся Серджо,