В новой столице Нефертити резко сменила тактику, превратившись из правительницы и государыни в домашнюю наседку, тем самым отсрочив получение статуса царицы Кэйе. Однако, как знак особого к ней расположения, Эхнатон разрешил своей возлюбленной изготовить золотой гроб как место ее последующего упокоения, поражающий роскошью и великолепием. В это же время рождается их дочь, любимая отцом не меньше царевен, рожденных главной женой.

Как уже говорилось, вопрос о наличии сыновей у Кэйе поныне вызывает споры в научной среде. Все же очень сомнительно, чтобы Сменхкара или Тутанхатон действительно были ее детьми, поскольку вызывают недоумение и вопросы, следующие факты.

Если первому из них, будущему зятю Эхнатона и следующему фараону Египта, она приходилась матерью, почему после своего воцарения он пальцем о палец не ударил, чтобы восстановить ее честное имя, вымаранное на всех надписей, обеспечив тем самому родному человеку возможность попасть в загробный мир?

Возможен один из трех вариантов ответа: либо она чем-то сильно обидела сына (тогда что это может быть?). Либо он просто неблагодарный и гадкий человек, либо она ему просто никто. Более достоверным выглядит третий вариант, по моему мнению.

Что же касается Тутанхатона, то в том случае если Кэйе и в самом деле подарила ему жизнь, почему его воспитанием занималась Нефертити, а не она? Опять-таки, мальчик, став в свою очередь владыкой Египта, тоже мог посодействовать реабилитации матери, но и здесь мы не находим свидетельств подобного деяния. Стало быть, оба юноши не имели ничего общего со второй женой Эхнатона.

Самые весомые перемены в судьбе Кэйе происходят после самоустранения Нефертити не только из спальни царя, но и из жизни двора. Она получает в собственность Северный дворец, маленькую южную усадьбу и открыто повсюду сопровождает фараона. С этого момента статус его возлюбленной начинает расти как на дрожжах, что нашло отображение в появлении большого количества ее совместных с Эхнатоном изображений. Они, правда, лишены того накала страсти, каким полны сцены, изображающие его с Нефертити, но и фараон уже далеко не мальчик.

Отношения между царем и Кэйе всегда носили ровный и спокойный характер, лишенный излишней импульсивности и эмоциональности.

Вспышки нервозности, подозрительности, неуверенности и гневливости фараона гасились мягкостью и абсолютной неконфликтностью его возлюбленной. Если ее сопернице Нефертити пришлось в некотором роде наступить себе на горло, спрятав надменность и гордость, чтобы сохранить хоть в какой-то мере величие своего положения, то Кэйе не пришлось себя насильно переиначивать в угоду господину, поскольку безграничная покорность, терпение и нежность по отношению к нему составляли одну из граней ее натуры.

Однако чувства, испытываемые этой женщиной к фараону, касались лишь его одного. Не стоит забывать, что в гареме было немало женщин, каждая из которых ничего бы не пожалела для того, чтобы увидеть себя на месте Кэйе.

Остаться бессменной возлюбленной такого непостоянного и капризного мужчины, как Эхнатон, при постоянной угрозе своему положению как со стороны Нефертити, так и со стороны других обитательниц царского гарема, она могла только в том случае, если обладала решительностью, хитростью и гибкостью мышления, а также склонностью к продуманности и взвешенности действии. Возможно, именно этим и объясняется то, что ни Нефертити, ни другой из побочных жен владыки Египта не удалось пошатнуть положения, занимаемого ею в душе Эхнатона.

В последний, семнадцатый год своего царствования, фараон-солнцепоклонник принимает решение сделать Кэйе своим соправителем. Сам факт обладания царской властью женщиной в свете предшествующих событий не выглядит столь уж необычным и удивительным. Уникальность его заключается в том, что фараон не только пошел на подобный шаг добровольно, но и выбрал в качестве помощника по управлению государством не царицу или царевну как особ, ближе всего стоящих к трону, а женщину не только иноземного, но вместе с тем не знатного происхождения.

Поступок тем более странный, если вспомнить, что одни соправитель у Эхнатона на тот момент уже был.

Сменхкара, муж его старшей дочери Меритатон, был объявлен таковым еще три года назад. Молодые даже переехали в ненавидимые царем Фивы, чтобы попытаться навести между новой и прежней столицами шаткие мосты взаимопонимания.

И вдруг такое! Что могло способствовать возникновению такого, не поддающегося логике решения у Эхнатона?

Ряд ученых, занимавшихся данной проблемой (в том числе и Ю. Перепелкин), придерживаются мнения, что таким нетривиальным способом владыка Верхнего и Нижнего Египта хотел возвысить статус Кэйе до равного с положением, которое занимала в свое время Нефертити. Дело осложнялось тем, что венец, подтверждающий царское достоинство супруги фараона, уже носила главная царица, и бедному фараону ничего не оставалось, как водрузить на голову любимой подруги одну на своих собственных корон. Не отбирать же венец у Нефертити.

Возражения данному тезису следующие.

К тому моменту, когда Эхнатон решил сделать Кэйе фараоном, его первая супруга успела скончаться, и затевать весь сыр-бор не стоило, поскольку ничто не мешало частично овдовевшему мужу одеть венец, подобный носимому предшественницей, на голову своей второй жены.

Если же предположить, что Нефертити на тот момент была в полном здравии, то что могло помешать царю с ней развестись? Гем более, что подобная практика среди местного населения и знати имела место? Супруги проживали раздельно, на положении детей подобное разрешение конфликта скорее всего, не повлияло бы. Неужели развестись с женой для Эхнатона было более сложным и трудоемким делом, нежели объявить Кэйе фараоном?

Тогда почему он так поступил? Посмотрим на ситуацию, сложившуюся к тому моменту в стране, глазами царя-реформатора.

Сменхкара, по мнению фараона, повел себя в Фивах довольно-таки странно. Он усиленно общался с жрецами Амона и столичной знатью, питая их надежды на реставрацию прежнего величия старой религии и возвращения городу звания столицы. Эхнатон, удрученный критическим положением в делах государства, вызванных многочисленными ошибками его правления, допускал, что ради спокойствия в стране придется идти на некоторые уступки с прежними противниками, но о полной капитуляции и речи не велось! Возможно, он идеалистически считал, что оба религиозных центра будут сосуществовать, и верующие в то или иное божество будут приходить по своему выбору храмы Фив или Ахетатона?

Бесспорно одно: фараон и мысли не допускал о перемене столицы или отходе от религии, столь тщательно и заботливо им выпестованной, для блага которой он трудился не покладая рук.

Тутанхатон был еще слишком мал, чтобы можно было объявить его своим соправителем. Эхнатону нужен был не только взрослый, но и безгранично преданный ему и его божеству человек. В своем окружении он видел только одного претендента, отвечающим его повышенным требованиям, — Кэйе, и объявил ее фараоном.

Кстати, это еще один довод против мнения ученых, считающих ее матерью Сменхкары. Будь это так, муж никогда бы не сделал ее своим соправителем. Где гарантия, что мать и сын не объединят свои усилия против несчастного отца?