– Никогда он не ездил с нами никуда, – нелюбезно откликнулась вдова, когда Жанна задала ей этот неожиданный вопрос.

– Никогда? Никуда?

– Никогда, никуда, ты не ослышалась, – скривила пухлый рот Снежанна Сырникова. – Он вообще с нами мало времени проводил. Все больше работал да вот с тобой, как оказалось…

– Странно, – снова пожала плечами Жанна.

– Что странно?

Вдова села в глубокое кресло, закинула ногу на ногу, домашний шелковый халат разъехался на коленках, и Жанна, к удивлению своему, обнаружила на бедре женщины, на первый взгляд кажущейся невероятно несчастной, большой синяк с четкими очертаниями ладони.

А так ли уж она несчастна? Синяк этот был либо свидетельством чьего-то гнева, либо проявлением страсти. Третьего не могло быть!

После смерти Сырникова прошло уже довольно много времени. Если бы пятерня на бедре была оставлена им, то сошла бы уже. А если и не сошла бы, то окрас синяка непременно поменялся бы, сменив лиловую свинцовость на тусклую нездоровую желтизну.

Кто же так «приласкал» несчастную даму, находившуюся в трауре? Может, потому и письмо от покойного решила отдать со снисходительной благосклонностью? Потому что не очень-то и печалилась по поводу его кончины? А может, от скуки пригласила Жанну к себе. Скучает ведь, наверняка скучает от безделья.

– Что странно? – поторопила вдова Жанну с ответом и ленивым движением запахнула халат, пряча синяк.

– Как это удавалось ему так виртуозно нас с вами обманывать?

– Меня никто не обманывал!

Глаза женщины вдруг неприятно сузились, губы побелели, а пальцы, до того небрежно постукивающие по кожаному подлокотнику кресла, впились в него так, что казалось, начнут сейчас ломаться в фалангах.

– Меня никто не обманывал!

– То есть вы обо мне знали? – не поверила своим ушам Жанна.

– О тебе, о другой, о третьей! Какая разница, сколько вас у него было?! Таких шалав у него было три десятка!

– А чего тогда всех тут не собрали? – Жанна уже пожалела, что приехала.

Догадывалась ведь, что добра от визита этого ждать не придется, нет, все равно потащилась. Письмо ей покойный оставил, скажите, пожалуйста! А нужно оно ей, письмо это?! Что в нем нового она может для себя почерпнуть? Очередную порцию лжи и фальши.

– Наверное, мне пора, – решила она уйти прямо сейчас, пока еще вдова не особенно разошлась и хоть как-то способна контролировать себя. – Это была не очень хорошая идея.

– Какая? – ухмыльнулась вдруг та загадочно.

– Посетить вас.

– Так ты за письмом вроде приехала, или я что-то путаю?

Сырникова поднялась рывком с кресла и пошла к выходу из комнаты. Но к другому, а не к тому, через который они вошли сюда. У противоположной двери она остановилась, оглянулась на Жанну, махнула ей рукой.

– Иди за мной, – приказала, не попросила, она.

– Зачем?

Она все еще не понимала, потому и не боялась.

– Письмо тебе нужно или нет? – нетерпеливо дернула ногой вдова, и синяк на ее бедре снова назойливо полез в глаза посетительнице. – Я не стану тебе его сюда таскать. Возьмешь – и можешь катиться ко всем чертям. Кстати, там еще кое-что из его вещей есть. Так, милые безделушки… Может, что-то захочешь взять себе.

– Безделушки? – эхом повторила Жанна, послушно следуя за вдовой, торпедой несущейся по комнате. – Я не думала об этом.

Она и правда не думала, что в ее жизни что-то может остаться после Саши. Ведь когда она обнаружила его исчезновение…

Нет, не в тот день, когда вернулась после долгого простаивания в пробке, она задумалась. А на следующий день и потом на следующий за ним. Особенно после того, как Бойцов надавил на нее, требуя фотографий или еще чего-нибудь, способного пролить свет на их отношения, она вдруг поняла, что у нее ничего после него не осталось.

Ничего! Ни единой фотографии, ни единой совместной безделушки, мебель и картины не в счет. А таких вот милых безделушек, которые покупаются спонтанно и забрасываются потом куда-нибудь и не вспоминаются до случая, – их-то как раз и не было!

Не было подставок под кружки, которые бы они купили в совместном походе по магазинам. Он хоть и возил ее, но очень редко. И по большей части оставался в машине. Редко когда шел с ней. И подставок под кружки не было. Смешных, с глупыми мультяшными мордахами или с громадной клубникой, с изумрудным горохом.

Именно такие вещи выбираются, думала Жанна, когда двоим особенно весело и беззаботно. Когда в тесноте между прилавками вдруг хочется приударить за собственным мужем и сорвать вороватый поцелуй, повернувшись к камере наблюдения спиной. Или ущипнуть его, чтобы другие не видели и не догадались даже, почему этот симпатичный мужчина вдруг смутился.

Он… Он должен…

Он непременно откликается, он принимает правила шальной игры и тискает ее там же – между стеллажами с морской капустой и лососем в собственном соку. А потом они оба мчатся к кассе, толкая тележку, набитую до отказа не пойми чем, перед собой. И хватают по пути всякую всячину.

Салфетки под подсвечник (!), зубочистки в немыслимом резном ларце, фотоальбомы в плюшевой ярко-розовой обложке, рамки для фотографий…

Все должно было привозиться домой, размещаться на полках и забываться тут же. Но как только рука неосторожно касалась этих безделок, вываливала с полки, роняла на голову, то мгновенно все-все вспоминалось. И жаркое смущение, и шепот, и судорожный хохот, который надо было почему-то непременно гасить в себе.

Этого как раз у Жанны и не было ничего.

Не было воспоминаний, вот! Ярких, сочных, нежных, с приступами веселья в самых неожиданных местах.

И безделушек не было таких вот нелепых и забавных.

Все было правильно, рационально, планомерно и… насквозь фальшиво.

– Так нужны или нет вещи его? – Вдова остановилась, закатила глаза под лоб, заметив нерешительность гости. – Выброшу ведь все, так и знай!

– Хорошо, я выберу для себя что-нибудь, – пообещала Жанна и пошла за ней.

Они прошли анфиладу, длинный ряд комнат. Чудовищная архитектура, решила Жанна, маршируя из одной двери в другую.

Куда-то без конца сворачивали и снова оказывались перед очередной дверью. В какой-то момент она вдруг заподозрила, что вдова и сама заблудилась и они уже в четвертый или даже пятый раз идут одним и тем же маршрутом. Но потом их стремительный марш-бросок неожиданно закончился. Закончился он у странной двери, совсем не похожей на остальные. Она была узкой, низкой, из темного стекла.

Наверное, это встроенный шкаф, решила Жанна. Здесь, видимо, прятала вдова безделушки, оставшиеся от неверного мужа. Здесь на полках они и хранились. И ей сейчас надлежало что-то выбрать для себя. Что? Это ведь должно быть непременно что-то такое, что напомнило бы ей о ее Саше, которого она знала и помнила. Ей не нужны вещи, принадлежавшие некогда Сырникову. Он был, есть и останется для нее чужим. Она его не знала. Она знала талантливого бильярдиста Сашу Степанова. Того, кто всячески ее оберегал и заботился о ней.