– Колян пацана только начал приобщать к делу, когда нас взяли. Приблудный пацан у него жил, подобрал Колян его где-то на вокзале, с десяти лет воспитывал. Начал в дело его посвящать, а тут нас всех и повязали. Сырник ушел. Так и было договорено. Все на себя братва взяла.

– Ты себя главарем объявил, – кивнул Бойцов. – За то и группу тебе Сырников купил?

Вова промолчал, низко опустив голову.

– Ладно, дальше что?

– Ну… Все как по маслу кололись, один пацан Валетов начал пургу нести. Всех подряд сливал, включая Сырника.

– И утром его нашли в камере повешенным, – закончил за него Бойцов.

– Ну… Удавился пацан, не выдержал. – Вова так головы и не поднял, продолжая бубнить. – Валет потом бесновался, почти всех достал, кто с пацаном в камере сидел той ночью. Мало кто выжил к этому дню. И все, кто помирал, все на Сырника перед смертью указали. Его, мол, приказ с воли был пацана убрать. Вот Валет и поклялся его завалить. И это… Сырник боялся его! Сильно боялся, это точно!

– Это его ты с кладбища вез после похорон Сырникова?

– Кого его?! – удивился Вова Кисляк совсем неподдельно. – На Валета намекаешь?!

– Ну!

– Не-е-ет, Валету еще с полгода сидеть. Это точно. – Вова щелкнул себя ребром ладони по кадыку. – Вез барыгу какого-то заросшего. Одет – обосраться можно, а за такси баксами заплатил. Чудно!

– Всякое бывает. Высадил его где?

– Высадил?

Вова метнул на Бойцова укоряющий взгляд, мол, отстал бы, начальник. Но тот лишь подбородок в его сторону нацелил: говори, говори.

– Высадил его на Центральном рынке. Он быстро пошел, не оглядываясь.

– А стоило?

– Так это… – Вова захныкал опять, что и так много выболтал, что пора и честь знать, но потом сдался: – Так парень какой-то за нами всю дорогу ехал.

– Номер? Номер машины быстро! Не поверю, что не срисовал.

Вова протяжно с присвистом вздохнул и полез куда-то под простыню. Достал кромку газетного листка с нацарапанными кое-как цифрами и буквами, протянул Бойцову.

– Сукой меня делаешь, начальник! – произнес плаксиво и кивнул куда-то на окно. – Ты вот уйдешь, а мне тут еще переночевать нужно будет. И до утра дожить.

– А чего тебе бояться, Вова? – изумился Бойцов и встал с места. – Барыгу, что ли, того? Или парня, что за ним ехал? Так он за ним ехал, не за тобой.

– Барыга тот… – промямлил Вова, трусцой следуя за Бойцовым в чистенький коридорчик. – Нехороший глаз у барыги того, начальник. Мне в их разборки лезть не резон… Но нехороший глаз у него был, поверь. Аж внутри все зашлось, как глянул на меня, когда расплачивался.

Бойцов взялся за дверную ручку, с этой стороны двери она была аккуратно прикручена и выкрашена краской.

– А что такого в его взгляде было?

– Нехороший глаз, говорю, – повторил Вова и вдруг подался к Бойцову, припал к его уху, начав шептать горячо и сдавленно. Потом отпрянул, отдышался. – Во-от, а ты говоришь, что такого?..

Жанна смотрела в хмурое небо через окно и старалась забыть все как страшный сон. И гибель Саши, оказавшегося и не Сашей вовсе, а чужим человеком, имеющим семью. И гибель Катьки, подставившей ей свое надежное плечо в горе, но не сумевшей сберечь саму себя. И то, как вчера ее погнали со скандалом из Катькиного дома.

Скандал разразился через два дня после приезда матери Игоря, Катькиной свекрови. Сначала она ходила обезумевшей от потрясения тенью по квартире. Трогала вещи, принадлежащие погибшей снохе, прижимала их к лицу и плакала беззвучно. И все слушала и слушала, что ей рассказывали по очереди Игорь и Жанна. Заставляла повторять без конца, звонила все куда-то, добивалась от следователей разрешения на выдачу тела. Те медлили. Женщина хмурилась и отступалась на время. Потом снова звонила. А вчера вечером, когда детей удалось отвезти к двоюродной сестре Игоря в соседний районный центр, она вдруг посмотрела на Жанну и сказала:

– А ведь это ты во всем виновата, Жанна.

– Я? – Та сразу не поняла, она в это время гладила выстиранные пижамки детей. – Что, простите?

– Ты, ты во всем виновата, гадина! Если бы не ты, она бы не погибла!

– Что вы такое говорите?

Жанна нервно дернула губами, улыбки не вышло, гримаса одна. Она беспомощно оглянулась на Игоря, ища у него поддержки. Но тот сидел, потупив взгляд, и молчал. Либо не слышал их, либо полностью был на стороне своей матери.

– В чем моя вина? – Жанна осторожно пристроила утюг на гладильной доске, выключила его из розетки.

– Если бы не ты, она бы не вышла из дома ни за что! – взвизгнула свекровь Катерины и пошла, пошла на Жанну, выпятив грудь: – Из-за тебя, из-за тебя она выскочила среди ночи! Она дома сидела с мужем и детьми, и сидела бы, если бы не ты!

– Она за меня волновалась, – попыталась объяснить Жанна. – И я… Я не знала, что она поедет ко мне.

– Потому что ты не отвечала на звонки телефона! – вдруг вступил в разговор Игорь и глянул на Жанну так, как не смотрел ни разу за все эти дни, – с осуждением, обвиняя. – Она ведь только из-за этого поехала к тебе, только из-за этого! Если бы ты взяла в тот вечер трубку… Если бы ответила ей, она… Она была бы жива.

– Ты виновата!!! – Искривленный артритом палец пожилой женщины больно ткнул Жанну в грудь. – Ты во всем виновата! Теперь мой сын и мои внуки осиротели. Никто не заменит им Катеньку, никто!!! Или ты думаешь, что можешь занять ее место?!

– Я?! – Жанна снова попятилась.

Обвинение не укладывалось в голове. Весь гнев, выплеснутый на нее, казался надуманным, наигранным. Будто на нее указал палец в чудовищной считалке, и ей теперь водить.

– А что? – Свекровь подбоченилась. – Может, ты все это устроила, а теперь стоишь тут, гадина, пижамы детям гладишь! А что?! Приличный мужик овдовел, дети уже готовые! Своего-то ничего нету, почему не позаимствовать у по-други?!

– Вы с ума сошли, – проговорила вполголоса Жанна и пошла к двери, на ходу хватая с вешалки одежду.

– Вот, вот! И убирайся! И духу твоего чтобы здесь не было!!! Подружка тоже еще!!! Сначала угробила Катеньку, а теперь топчется тут, сердобольная очень! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! И к гробу не подходи, дрянь…

Самым страшным для Жанны был не гнев осатаневшей от горя женщины и даже не молчаливое согласие ее сына – Игоря. А то, что в глубине души она сама считала себя виновной в смерти Катьки.

Господи, господи, господи, прости ее за все!!!

Вдруг и в самом деле Катерина, направляясь к ней, напоролась на того злосчастного маньяка, решившего в тот вечер переквалифицироваться из грабителя телефонов сначала в насильника, а потом и в страшного убийцу?! Вдруг из-за того, что она умолчала о его нападении, в дальнейшем может произойти еще не одна страшная трагедия?! А вдруг…