— Почто ты принял их за чародеев, сын мой? — после того, как гости разобрали угощение, поинтересовался отец Петр.

— Платья на них чудного вида, отче, ведут себя странно, шатры с собой носят шелковые, бесовского вида, дым выдыхают вонючий, молитвы не творят, стальные листки, как бы пергаменные с рунами дивными разбрасывают, следы слизней и улиток болотных отвердевают и торбы себе из них делают.

Гости за столом начали испуганно креститься.

— А не могут чародеи сии из Ливонской волости к нам засланы, дабы умы людские смутить и от грехов подданных государевых, от христовой веры отринувшихся, внимание наше отвлечь?

— Не знаю, отче. На многих из них доспех ливонский, но называют они себя русскими, речь нашу понимают зело, и на вопросы отвечают языком понятным.

— Никак ты разговаривал с ними, Семен Прокофьевич — навострил уши воевода.

— А как же, Павел Тимофеевич? Трех полонянинов я взял из чародеев. Один у меня в деревеньке допроса ждет, одного я сюда привез и Капитону в допросную избу отдал, — с этого момента Зализа почувствовал себя оправданным за разоренную деревеньку полностью, и потому с чистой душой признался в небольшом промахе: — Один из колдунов, допрошенный с пристрастием, душу свою врагу рода человеческого отдал, и вот что после себя оставил.

Опричник снял с пояса кошелек, развязал и передал отцу Петру зеленый, покрытый арабской вязью амулет.

— Никак сарацины объявились? — удивился тот. Зализа промолчал, доедая цыпленка, и священник передал амулет воеводе. Тот взял деревянный кругляшек, поднес к глазам, силясь распознать надпись, но вскоре сдался:

— Не знаю таковых слов. А не могли сарацины с Ливонским орденом дружбу свести? Все нехристи.

Присутствующие промолчали, и тут воевода спохватился, что за словами государева человека забыл сообщить гостям самое важное:

— К отцу Петру гость приехал, отец Анисим, келарь Печерского монастыря. Он неделю назад из Ливонского ордена вернулся, недоимки ездил взимать.

— Опять орден с выплатами государева тягла задерживает, — без предисловий вступил в разговор монах. — Недоимки старые не отдает. Магистр Кетлер желает, чтобы я их простил за давностью. Мало того, не просит униженно, как ранее, а требовать пытается. В Колыване, Валке, Веймере лютеране церкви православные порушили, а некоторые и вовсе в костелы безбожные переделали.

Гости задвигались, переговариваясь. Ливонская волость много веков была постоянной головной болью на северо-западе Руси. Пущенные сюда милостью великого князя Всеволода под вечную клятву хранить верность русским правителям, крестоносцы отличались полной неспособностью держать свои обещания, постоянно разбойничали в соседних землях, задерживали выплаты государева тягла. Отпав от Святой Церкви, они насаждали безбожие в души пожалованных им людишек, препятствовали христианским богослужениям. Ранее они сбивались в крупные банды, но после разгрома князем Александром на Чудском озере и бития батогами, орден присмирел и на крупные набеги больше не решался. Впрочем, мелкие ливонские шайки в нарушение всех клятв и договоров время от времени все равно пробирались на Ижорский погост, грабя и разоряя смердов в местных деревнях. Высокомерие, проявленное в разговоре с отцом Анисимом, разрушение христианских церквей могло означать только одно: в крестоносцах опять взыграла дурная кровь, и они собираются сотворить очередную мерзость.

Неслышно появившиеся девки и отроки стали убирать блюда мясные блюда, расставлять мединицы. Это означало, что обед подходит к концу, сейчас принесут щи, а потом и сыто.

— Как считаешь, Семен Прокофьевич, — задумчиво потер шею воевода Кошкин. — Может, исполчить местных помещиков, да и срыть крепость на Березовом острове? Нам непонятные людишки на границе ни к чему.

— Поначалу хорошо узнать, кто их на Неву привел, кто крамолу затеял, Павел Тимофеевич, — покачал головой опричник. — Новгородцы могли опять литовских князей на стол позвать. Тогда их судовая рать вполне может в спину нам ударить. Местная измена еще хуже окажется, если вороги в наших рядах пойдут.

— Тоже верно говоришь, государев человек, — согласился воевода. — Но поежели один из чародеев в допросной избе сидит, правду мы скоро узнаем.

— Следует доподлинно разъяснить, — не удержался от совета келарь Псково-печорского монастыря, — не по наущению ли ливонцев появились они в наших землях, и нет ли тут умыслов литовских!

— Узнаем, — пообещал Зализа без особой уверенности. Уж очень странны казались ему иноземцы, пусть даже чародеи из дальних земель.

Отведав разных щей, гости запили яства сладковатым сытом, поднялись из-за стола.

— Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас, — прочитал сразу за всех благодарственную молитву отец Петр. Гости осенили себя крестом, благодарно поклонились хозяину дома.

Появился хорошо одетый смерд, что-то зашептал на ухо хозяину. Тот выслушал, кивнул:

— А надолго ли ты приехал к нам, Семен Прокофьевич? — поинтересовался воевода.

— То не от меня, то от чародея, да от Капитона твоего зависит, — усмехнулся опричник. — Как заговорит иноземец, так дальше в путь и пущусь.

— В нижние комнаты посели, — распорядился боярин, и Зализа понял, что речь идет о его людях. Он вспомнил про оставленную в руках у стрельца лошадь и понадеялся на то, что ее тоже догадались отвезти в крепостную конюшню. — Так ты сейчас в допросную избу собрался, Семен Прокофьевич?

— Да, воевода.

— Разреши вместе с тобой полюбопытствовать?

— Милости просим.

Во след за опричником из горницы двинулись не только воевода, но и оба священника.

* * *

Рука, как ни странно, почти не болела. Артур Команов полюбовался культей, оставшейся после сабельного удара, потом попытался развязать узел тонкого кожаного ремешка, с помощью которого местные предки перетянули рану, но с помощью одной руки сделать это оказалось не так-то просто. В конце концов терпение студента кончилось, и он сорвал злость на деревянной лоханке, пнув ее со всех ног.

В лоханке уродливый дед, развязавший в камере руки, приволок ему кашу. Гречу с мясом. А ложки, сволочь, не дал! Кашу Артур, конечно, съел, но обиду затаил. Ничего, когда он станет здесь главным правителем, он им всем все припомнит! Найдет каждого лично, и каждого…

Команов задумался, придумывая казнь пострашнее. Настроение бывшего студента немного улучшилось, но лоханку он все равно пнул еще несколько раз, норовя зафутболить ею в дверь из толстых, грубо оструганных досок. В конце концов деревянная миска раскололась, а Артур забился в угол и улегся на собранной в кучу соломе.

Оставив мысли о мести, он начал думать о том, каким образом можно использовать свое преимущество в знаниях, чтобы добиться власти и богатства. Проще всего, конечно показать чудо или произнести пророчество. Ни здесь, ни в лесу его никто не обыскивал, и зажигалка по-прежнему лежала в кармане, так что ее в любой момент можно вытащить и выщелкнуть огонь — вот только лишаться второй руки Артуру очень не хотелось, а потому этот способ он решил оставить на потом. Можно, конечно, предсказать будущее… Вот только это будущее надо еще вспомнить.