соврал? Разве можно оставаться таким невозмутимым, зная, что тебе грозит десять лет лишения свободы?

Взгляд Богдана задевает мой живот, и я машинально кладу на него руку. Он сейчас растет не по дням, а по часам, и он, конечно, заметил изменения. Какая же я дура, что сказала ему такую ужасную ложь. Предала его, как и остальные.

— Привет… — шепчу я, глядя как он опускается на противоположный стул.

Не могу оторвать взгляд от его лица, жадно впитывая каждую черточку, каждую морщинку. Кажется, еще секунда — и Богдан ослепительно улыбнется и скажет: «Что, соскучилась, дюймовочка?». Как же хочется к нему прижаться, вновь ощутить тепло его груди и вдохнуть его запах, который в свое время спасал меня от токсикоза. Но этого, конечно, не будет, потому что он на меня очень зол. Имеет полное право.

— Здравствуй, Аня, — Богдан смотрит на меня как случайного знакомого. — Не ожидал. Ты что здесь забыла?

— Я пришла к тебе. Увидела по телевизору, — не выдержав напора эмоций, я начинаю умолять: — Пожалуйста, только не прогоняй меня. Мне так много нужно тебе сказать.

— Ты же слышала Федю, — Богдан кивает себе за плечо. — У нас есть десять минут. Как узнала, где я?

— Вадим сказал… Твой партнер. Мне его телефон девушка она дала, Милана.

Лицо Богдана становится каменным, ничего не выражающий взгляд становится темным и гневным.

— Чего тебе на месте не сидится, а, Анюта? У тебя прямо чуйка на неприятности.

— Я хотела увидеть тебя…

— Сюда слушай, Аня, — Богдан придвигается ко мне и его тон становится жестким и требовательным. — Мы сейчас договорим, ты поедешь к своей матери и будешь сидеть там. По партнерам моим бывшим скакать не будешь и про меня выспрашивать тоже. Поняла?

— Но… — от неожиданности я начинаю растерянно хлопать глазами. — Я просто хотела тебя найти… И откуда ты знаешь, что я живу у мамы?

— Ты меня слышала? — перебивает Богдан, проигнорировав мой вопрос. — Тебе рожать скоро. Голову включи.

Я ничего не понимаю. Знала, что Богдан будет злится на меня, но совсем по другому поводу.

— Хорошо-хорошо, — быстро киваю я и от волнения снова прикладываю руку к животу. — Как ты здесь? Тебя нормально кормят? Ты похудел. Скажи, что это неправда, пожалуйста… — от отчаяния и страха мои глаза снова намокают. — Тебя ведь не посадят на десять лет?

Богдан глубоко вздыхает, дергает челюстью.

— Ань, ты сюда слезы приехала лить и про мой рацион расспросить? Все в порядке у меня. Не в первый раз жизнь в мясорубку кинула. Хочешь-то ты чего?

— Я пришла, потому что я тебя очень люблю… — начинаю истерично тараторить я. — Как только по телевизору тебя увидела, едва удар не получила. Думала, что смогу без тебя, а я не могу. Ни жить, ни дышать без тебя не могу… Только ради ребенка ем и на прогулки хожу. Я такая дура, Богдан! Я на тебя разозлилась. Нужно было сразу все тебе рассказать, но мне было так больно. Когда любишь и тебя предают — это очень больно…

— Времени мало осталось, Аня, — хрипло напоминает Богдан. — Ближе к сути.

— Я Ольгу встретила в кафе. Сама к ней подошла, потому что она взбесила меня тем, что пыталась нас разлучить. Все ей высказала. А она мне в ответ вашу переписку показала. Там были твои сообщения. Что ты к ней едешь.

В груди снова становится больно, совсем как в тот ужасный день, слезы начинают катиться из глаз еще сильнее. Я никогда не думала, что смогу простить измену, но сейчас даже она потеряла значение. Лишь бы тот, кого я люблю, был свободен.

— Когда я принял решение о нас с тобой, я всех других баб вычеркнул из жизни, — устало произносит Богдан. — Ради тебя, дурочка ты глупая. Вместо того, чтобы сплетни собирать, нужно было прямиком ко мне идти. Но для нас с тобой это уже не имеет значения.

Меня словно ведро воды вылили. Вычеркнул? Ради меня? Уже не имеет значения? Нет, он не должен от нас отказываться! Я жить без него не могу! Он должен простить! Я ведь его простила!

— Не говори так, пожалуйста… — умоляюще лепечу я, глотая сбегающие слезы. — Я буду ждать тебя сколько угодно. Мне же деньги твои не нужны, дома, машины… Ничего не нужно. Просто чтобы ты рядом был. Это ведь твой ребенок, ты знаешь. Думаешь, я бы с кем-нибудь смогла, кроме тебя? С придурком Славиком? Ты моя первая любовь, я каждый день нашему ребенку про тебя рассказываю… Он твой-твой! Я просто хотела тебе больно сделать…

— Богдан Олегович, нужно идти, — подает голос парень в форме.

Из-за слез лицо Богдана превращается в мутное пятно, и я не вижу его реакции. Слышится скрежет отодвигаемого стула. Он встает.

— Богдан… — я громко всхлипываю и, вскочив, бросаюсь к нему. Цепляюсь за его руки, жмусь к нему животом. — Я тебя люблю очень. Пожалуйста, прости, что соврала. Пожалуйста… Ты должен простить.

Рыдание прокатывается по всему моему телу, потому что он гладит меня по лицу.

— Хватит, Ань, — его голос звучит заботливо совсем как раньше. — Тебе рожать скоро и нельзя волноваться. Сюда больше не приходи. Поняла меня? Придешь еще раз — тебя не пустят.

— Он твой, твой… — как заведенная повторяю я, намертво вцепившись в запястья.

— Богдан Олегович, это не положено…

Богдан сжимает мои пальцы и мягко снимает их с себя.

— Ты меня услышала? Сиди у своей матери, фрукты лопай и книжки читай. Живи нормальной жизнью. Будь сильной.

Как я не пытаюсь успокоиться, рыдания не прекращаются. Без него рядом мне становится холодно, и чтобы унять поднявшуюся дрожь, я обнимаю себя руками. Слышится громкий хлопок двери, и тогда я понимаю, что Богдана увели.

59

Аня

— Дочка, я вернулась! — слышу из прихожей голос мамы, нехотя поднимаюсь с дивана и иду ее встречать.

— Что это? — киваю на пакеты с продуктами в ее руках и поднимаю глаза к ее сияющему лицу.

— Вот, премию на работе дали, — достает из кармана белый пухлый конверт. — И аванс за следующий месяц. На днях сходим в магазин, я тетю Люсю попросила отложить коляску для ребенка и так по мелочи. Все купим.

— Мам, — мой голос дрожит, глаза становятся влажными. — Давай, проходи, я сейчас накрою на стол.

Несколько дней после