– А вы к кому? – строгим голосом спросила она.

– К Астраханцеву. Дмитрию Валерьяновичу, – вежливо ответил он, признавая за ней право задавать вопросы. Миновать старушку у подъезда – все равно что пройти через контрольно-пропускной пункт.

– Ну, тогда поднимайтесь. Квартира номер семнадцать. И поосторожней с ним.

– А он что, кусается? – сыронизировал Грушин.

– Не знаю, может, сейчас и кусается. – Старушка перешла на доверительный тон. Именно таким тоном выбалтываются все в мире страшные тайны. – От него жена сбежала. В Прагу, с полюбовником.

– То есть Дмитрий Валерьянович теперь фактически холостяк? – Глаза Грушина азартно блеснули.

Он подумал о Любе и о том, что у нее появился шанс устроить личную жизнь.

– А что это вы так радуетесь? – с подозрением спросила старушка. – Я вам рассказала историю, чтобы вы сочувствие проявили. Экие люди пошли сдвинутые. Самую плохую весть себе на радость обернут!

– Вам просто показалось, что я радуюсь, – ответил Грушин, приняв официальный вид. – А я всего лишь пережил эмоциональный стресс. Теперь я взял себя в руки и готов идти наверх.

– Ну, так иди, – сердито сказала старушка, явно жалея, что связалась непонятно с кем. Она потянулась и нажала на кнопки, отперев кодовый замок. – Иди, иди. А я проконтролирую. А то напросятся в подъезд, а потом окурков набросают или туалет в углу устроят. Не поймешь – не то люди, не то собаки.

Грушин не стал продолжать дальнейшую беседу и доказывать, что он не собака, вошел в подъезд и нырнул в лифт.

Дверь квартиры номер семнадцать выглядела просто, но сделана была со вкусом, поражая своим спокойным достоинством. Грушин некоторое время гипнотизировал «глазок», потом перевел взгляд на кнопку звонка и протянул руку. Внутри яростно задребезжало.

Ему довольно долго не открывали, но потом за дверью раздались шаги, и она распахнулась – довольно резко, надо сказать. За дверью стоял само-уверенный тип, ростом с Грушина, с волевой, но нахальной физиономией. Элине он наверняка понравился бы.

– Астраханцев? – сразу же взял быка за рога Грушин. – Дмитрий Валерьянович?

– Вы что, судебный пристав? – удивился тот. – Я не заплатил штраф за неправильную парковку или бросил младенца без средств к существованию?

– Прикалываетесь? – сурово спросил Грушин. – А я надеялся, что застану вас в плохом настроении.

– С чего бы это?

– Мне кажется, у вас есть повод для того, чтобы хотя бы выглядеть удрученным.

– Да кто вы такой, черт возьми?

– Дмитрий Грушин. Из дома номер шестнадцать. Соображаете?

На лице Астраханцева промелькнуло сначала изумление, потом опаска, сменившаяся острым любопытством.

– Ого! Так вы Грушин! У вас случайно нет при себе травматического оружия?

– Нет. Я намерен провести мирные переговоры. Впустите меня в квартиру?

– Зачем это?

– Есть разговор. И он до такой степени личный, что уши соседей, приникших к дерматину, меня не греют.

– Ладно уж, входите.

Астраханцев впустил гостя в прихожую и остановился, демонстрируя, что дальше тому все равно хода нет. Даже руки показательно сложил перед грудью.

– Ну? – спросил он. – Чего вам надо?

– А вы будто не знаете. – Грушин прищурил один глаз, сделавшись похожим на разбойника. Астраханцев давно заметил, что интеллигентные люди, если вывести их из себя, выглядят невероятно опасными.

– Не знаю, но догадываюсь. Вы разозлились на то, что я сплавил вам специалистку по биоэнергетике.

– А! – сказал Грушин. – Вот оно что. Био-энергетика… Тема действительно интересная. Но как она к вам попала? Специалистка, я имею в виду?

– Моя жена, с которой я развожусь, решила выгнать меня из дома, а заодно почистить квартиру от миазмов, которые я распространяю. У ее подруги нашлась другая подруга – Люда. Она оказалась специалистом, занимающимся подобными вещами. Люда должна была приехать и вычистить миазмы к чертовой бабушке. Чувствуете, как я с вами откровенен?

– Да, – согласился Грушин. – Чувствую. И что дальше?

– Итак, когда я ждал Люду, в дверь позвонила другая женщина – Люба. А случилось вот что…

– Эту часть истории я знаю, – прервал его Грушин.

– Откуда?

– Люба сама мне рассказала.

Как только он произнес эту фразу, Астраханцев, как леопард, прыгнул на него и притиснул к стене. Схватил за воротник рубашки и сильно встряхнул. От этого встряхивания Грушин, прижатый спиной к выключателю, дважды зажег и погасил свет.

– Эй, вы чего? – удивился он, понимая, что ему непросто будет разжать клещи, в которые превратились руки хозяина квартиры. – Эк вас прихватило! Влюбились, что ли?

– А если бы и так? – Глаза Астраханцева были похожи на яркие угли. – Где Люба?!

– Не скажу, – быстро ответил Грушин. Тут же почувствовал нехороший удар в печень и добавил: – То есть я не знаю. Да что вы руки распускаете? Я тоже драться умею. Если будете изображать тут Костю Дзю, я вам покажу пару таких приемчиков…

– Не будьте дураком, – ответил Астраханцев, отвалившись от него и дергая щекой. – Я должен знать, где сейчас Люба.

– А я должен знать, где сейчас Люда.

Несколько секунд они гипнотизировали друг друга. Астраханцев сдался первым и ехидно сказал:

– Люда была – да сплыла! Вы ее унизили. Ваши друзья приняли ее за уборщицу, хотели выставить из квартиры, а вы стояли и молчали. И это после всего, что между вами было. Да! Я все знаю, вот так-то.

От этих слов Грушина всего перекорежило, и он запальчиво ответил:

– Да ничего вы не знаете! Сегодня утром я отравился тухлым яйцом. Когда началась заварушка с друзьями, я не мог выговорить ни слова. Я молчал не потому, что мне нечего было сказать, а потому, что терял сознание!

Астраханцев смотрел на него, как пятиглавый змей на доброго молодца – с прицельным интересом.

– Вы просто обязаны сказать мне, где Люда, – угрожающим тоном завершил свою тираду Грушин.

– Дудки.

– Да я люблю ее, вы, монстр!

– После всего, что вы сделали, вам нет веры.

– Гад вы ползучий.

Больше всего Грушина бесило, что ползучий гад притопывает ногой. Он прикинул, что, если кинуться на Астраханцева с кулаками, завяжется нешуточная драка. И даже если он победит в честном бою и уложит противника прямым ударом в челюсть, вырвать нужную информацию все равно не удастся. Вернее, это будет сделать еще сложнее. Пришлось идти другим путем.

– Вы же занимаетесь гуманитарной наукой, – воззвал к его профессиональной совести Грушин. – Неужели вся мировая литература не пробудила в вас даже капли сочувствия к другим людям? Раз вы профессор, наверняка читали такие прекрасные произведения, как «Дама с собачкой» и «Евгений Онегин»! Неужели даже Пушкин, солнце русской поэзии, не растопил ваше ледяное сердце?!