– Сочувствую, – снова вступил он в разговор.

– Ваше сочувствие мне по хрену! Я пришел сюда не за этим. Все выходы и входы блокированы моими людьми. Из помещения никто не выйдет, пока я не узнаю, кто убил Сашку.

– А где Бесов? – как бы невзначай полюбопытствовал Лоренце.

– Я его пристрелил, – хохотнул Калистратов.

– Напрасно ты это сделал, – отчеканил Веронезе.

Ясно стало, что звук, донесшийся с улицы, был автоматной очередью, и всем стало неуютно и холодно. Кроме Калистратова. Он лишь усмехнулся, и Никите почему-то показалось, что сделал он это тоже напрасно. Маруся схватилась за сердце и тяжело задышала. Веронезе налил ей воды из графина и что-то шепнул на ухо. Судя по тому, что Маруся немного успокоилась, видимо, Лоренце попытался приободрить ее тем, что автоматная очередь прозвучала только один раз, значит, вероятность, что с Викторией случилось что-то плохое, минимальна. Наверняка их с Кариной просто заперли в бане. Бесов – другое дело, он представлял реальную угрозу. Никите его было искренне жаль. Как обманчиво бывает первое впечатление о человеке, подумал он и уставился на Шахновского, словно видел его впервые в жизни. Илья ерзал на стуле, словно у него были глисты, и пытался подать ему какой-то мимический знак. И тут Никиту осенило.

– Черт! Черт! Черт! Шахновский, ты – козел! – стукнул он кулаком по столу. – Я понял, откуда шел поток дезинформации, весь этот бред о том, что синьор Веронезе ненавидит желтый цвет, парфюмерию, обожает овсяную кашу, горничных-англичанок и длинноногих блондинок! Твой разлюбезный дядюшка продался Калистратову!

Шахновский перестал ерзать и ошеломленно посмотрел на Верховцева.

– Молодца, Никита Андреевич, – хлопнул в ладоши Федор, – смышленый юноша, в отличие от своего тупого друга.

– Не может этого быть! Не может! – потрясенно выдохнул Илья. – Мы же с ним… Мы же с ним столько лет бок о бок!

– Может, Илюша, может! Получше надо за персоналом следить. Распустил ты сотрудников своих, порядка в твоей конторе нету. А где порядка нету, там все хлипко, качнешь лодку – она и потонет, – усмехнулся Федор. – Зелинского даже упрашивать особо не пришлось. Феликс был согласен на все, лишь бы кто-нибудь оплатил его внушительный карточный долг и спас честь офицера! – гоготнул Калистратов. – А ведь сначала ему так фартило! Так фартило!

– Значит, это с твоей подачи дядька в клуб попал? Твои люди его на игру по-крупному обманом подсадили, а потом кинули, чтобы ты мог воспользоваться его ужасным положением? – выкрикнул Илья. – Ты бесчестный человек, Калистратов!

– Да полно, полно меня обвинять во всех смертных грехах и кидаться высокопарными словами. Твоего дядюшку сгубила жадность. Он так увлекся картами, распустил слюни и заигрался, что не заметил, как стал просаживать все. Когда опомнился, было уже поздно. Так часто случается с жадными тупыми людьми: сначала им везет, а потом вдруг – пук! – слово «пук» Калистратов изобразил наглядно, отклячив корпус назад и издав неприличный звук. От его напыщенной элегантности и лоска, которые он так старательно недавно демонстрировал, не осталось и следа. – Не понимаю, чем ты так недоволен, Шахновский? Рано или поздно пороки твоего разлюбезного дядюшку в любом случае сгубили бы, я лишь приоткрыл Зелинскому дверь туда, куда он сам стремился. Кстати, Илюша, тебе очень идет это платье! Ты в нем выглядишь как миленькая шлюшка. Мои ребятки обожают с такими девочками развлекаться. Размышляю, позвать их сюда или пусть пока воздухом подышат? – усмехнулся Калистратов.

Шахновский выпучил глаза и принялся усиленно стирать помаду с губ, размазав ее по всей физиономии. Глашка тоже торопливо вытерла передником свой ярко-красный рот и вжалась в спинку кресла. Из всех присутствующих она испугалась, пожалуй, больше всех.

– Ну ладно, пошутили, и хватит, – Калистратов вытащил из кармана полиэтиленовый пакет с раритетным именным пистолетом Верховцева и швырнул его на стол. – Верховцев, я в курсе, что из твоего пистоля грохнули моего племянника. На пушке – твои отпечатки пальцев. Твой «Харлей» видели около Сашиного дома. У меня есть все основания тебя наказать. Но… хочется прежде услышать твою версию. Как ты все это можешь объяснить?

– Спросите у дяди Шахновского, – буркнул Никита, исподлобья глядя на своего конкурента по бизнесу.

– Никит, я не… – влез в разговор Илья, выглядел он потерянным и раздавленным. – Я даже предположить не мог, что мой дядя окажется продажной сволочью! Я ему доверял… Я…

– Да иди ты! Умойся уже. Глаза б мои на тебя не смотрели, – отмахнулся от друга Верховцев. – Да, многого мы не знаем о людях, которые нас окружают! А я разве мог предположить, что кухарка с садовником, такие милые домашние люди, стучат о моей личной жизни хозяйке модельного агентства, которой я прежде и в глаза не видел? Самое интересное, что это вовсе не мешало ей меня ненавидеть. Разве я мог предположить, что девушка, которую я когда-то трахнул, – причем она вовсе не возражала, – будет ненавидеть меня за это всю жизнь? Разве я мог предположить, что моя жена – шлюха и спит с племянником моего конкурента по бизнесу? – Никита поднялся и вплотную подошел к Калистратову. – Да, это я твоего племянника прихлопнул!

– Никита! – попытался возразить Илья.

– Молчать! – заорал Верховцев, лицо его стало безумным, в глазах бушевал нездоровый огонь.

– Я узнал, что жена мне изменяет, взял пистолет из сейфа, сел на «Харлей», приехал к Зимину на квартиру и выстрелил ему в лобешник. А потом сделал из твоего племянника чучело и поставил в саду, чтобы он ворон отпугивал, там ему самое место! Я все сказал! Зови своих отморозков, Калистратов, и давай покончим с этим раз и навсегда!

Федор сделал какой-то неуловимый жест, раздался звук удара. Верховцев рухнул на колени, схватился за голову, сквозь пальцы его просочилась кровь и закапала на ковер. Маруся охнула, Глашка тихо завыла. Шахновский схватил пакет с пистолетом, порвал его зубами, вытряхнул пушку на стол, вскочил и повернулся к Калистратову, направив на него дуло. Рука у Илюши дрожала, но лицо, изрисованное косметикой, как у индейцев-команчей, выражало решимость.

– Убью, сука! Убью! Отойди от него, тварь!

– Убери пистолет, юродивый. Он все равно не заряжен, – насмешливо глядя на Илью, сказал Калистратов, размахнулся и со всей силы врезал Никите второй раз по голове кастетом – удар пришелся по затылку. Верховцев издал свистящий звук и повалился вперед. Калистратов ногой отпихнул тело, достал носовой платок, аккуратно вытер кастет и сунул его в карман.

В этот момент громыхнул выстрел. Калистратов вздрогнул, удивленно посмотрел на Шахновского, схватился за грудь, рухнул на пол, конвульсивно дернулся несколько раз и затих.

Шахновский издал невнятный звук и, словно раскаленную головешку, отбросил от себя пистолет. Он скользнул по паркету до края ковра и замер в метре от Калистратова, но Федору было уже все равно – он лежал, скрючившись, на ковре, и не подавал признаков жизни.

– Господи, прости души наши грешные, – перекрестилась Маруся.