– Если не считать тебя, – хохотнул Рамон и откинулся на спинку деревянного стула.

– Ciertamente[45].

Минуту спустя Жермена принесла им два бокала пива, шлепнула Пикассо по кепке и вернулась в бистро.

– Хочешь о чем-то поговорить? – спросил Рамон, подставив лицо порывам вечернего ветерка.

Пикассо уставился на свечу, стоявшую между ними на столе.

– Еще нет.

– Я не видел Фернанду с прошлой весны, когда мы встретились в цирке Медрано.

– Не уверен, что помню это, – солгал Пикассо, поскольку ему не хотелось говорить о событиях в цирке с человеком, который не поймет его чувства к другой женщине.

– После представления ты пригласил выпить ту молодую пару, которая присоединилась к нам, разве не помнишь?

– Их пригласила Фернанда.

– Понятно.

Он ответил слишком быстро, и его тон был слишком резким. Рамон сразу же уловил это. Он хорошо знал Пикассо и не мог оставить это без внимания.

– Та девушка, с которой ты перешептывался в цирке, она была хорошенькой, верно?

– Я не заметил, – новая ложь прозвучала еще менее убедительно.

– Нет? – Рамон выразительно изогнул бровь и немного помолчал. – А я определенно заметил. Она была точь-в-точь похожа на прелестную маленькую актрису Эвелин Тоу; такую трудно забыть. Фернанда и Жермена весь вечер говорили о том, какая она миниатюрная и совершенная, и мне пришлось согласиться с ними. Они могли бы быть двойняшками.

– Ты женат, амиго.

– Возможно, но я еще не умер. – Рамон снова усмехнулся и с озорным видом подмигнул. – Помнишь, как мы с тобой, Маноло и Хуаном Грисом уговорили проституток на улице Авиньо обслужить нас за полцены?

– Да, и я помню, что Хуан получил взамен, – язвительно заметил Пикассо.

Оба от души рассмеялись при этом воспоминании.

– Во вторник вечером мы собираемся в «Сиреневый хуторок» на поэтические чтения Поля Фора[46]с Риккардо и Бенедеттой; он тоже недавно вернулся в Париж после летнего отдыха. Вы с Фернандой тоже должны быть там. Хорошо будет снова собраться вместе, как думаешь?

Конечно же, Рамон имел в виду, что нужно вернуть их с Фернандой в привычное русло дружбы и традиций, поддерживавших их отношения в неизменном состоянии.

– Я подумаю об этом, – сказал Пикассо, допивая пиво. Попрощавшись с другом, он покинул Монмартр и спустился по крутой каменной лестнице на улицу Фуатье. Он не был откровенен с другом и не обнаружил своих истинных чувств и настроения. Кроме того, сейчас ему хотелось думать лишь о приятной перспективе очередного разговора с Гертрудой Стайн. Она была единственным человеком, который сегодня мог помочь ему забыть обо всем, что на самом деле беспокоило его.

На этот раз визит в салон Гертруды Стайн был идеей Луи. Он настоял на этом. По его словам, он встретился с Фернандой Оливье на улице, когда она выходила из метро. Она якобы лично пригласила Еву. Луи не знал, что Ева видела его с Фернандой в баре «Эрмитаж», поэтому когда он выступил с приглашением, она согласилась составить ему компанию. Отказаться означало бы раскрыть, что в тот вечер она тоже преступила границы дозволенного, и вызвать вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. Она не знала, переспал ли он с Фернандой, но это не имело значения. Ева воспользовалась Луи и до сих пор стыдилась этого. Вместе с тем она испытывала глубокую привязанность к Пикассо, и в этом состояла разница между двумя мужчинами.

Когда они с Луи подошли к открытой двери многолюдного салона, он взял ее за руку и крепко сжал. Ева была одета в стильное новое платье из бледно-розовой и сиреневой ткани. Ее талия была плотно перехвачена поясом, который она купила в маленькой лавке на улице Лепик недалеко от «Мулен де ла Галетт». Теперь ей казалось, что она уже совершенно освоилась в Париже.

– Помни, среди этих людей меня знают как Маркуссиса, и я стараюсь соответствовать новому загадочному образу, – предупредил Луи. – Если кто-нибудь начнет рассказывать тебе что-то странное обо мне, то, как бы ты ни была удивлена, не придавай этому значения. Ты – это все, что для меня важно.

Ева втайне закатила глаза от его снисходительного тона. Она понимала, что Луи пытается оградить себя на тот случай, если кто-нибудь упомянет о вечере, проведенном с Фернандой. Еве хотелось посмотреть ему в глаза, но она не могла себя заставить это сделать. Ее друг, ее первый знакомый в Париже, теперь стоял рядом, лгал ей и неуклюже заметал следы.

Среди парижской молодежи считалось особым шиком получать от жизни все мыслимые и немыслимые удовольствия, но Ева в душе была совершенно другим человеком. То, что произошло между ней и Пикассо, было совсем не похоже на все остальное.

Когда они продвигались через толпу гостей, она почти сразу же заметила Пикассо. Он выглядел более величественно, чем кто-либо из присутствующих. Сейчас он сидел за большим столом в центре комнаты и был погружен в глубокомысленную беседу с Гертрудой, Алисой и незнакомым мужчиной в очках и с темной бородой.

– Вон Пикассо вместе с Анри Матиссом, – восторженно прошептал Луи и повел ее к ним через толпу. – Какая блестящая возможность! Только не испорти ее и не отвлекай их глупыми разговорами, не имеющими отношения к живописи.

Хотя его замечание раздосадовало Еву, она могла смотреть лишь на Пикассо, лучившегося невероятным мужским обаянием, в аккуратном твидовом пиджаке и белой рубашке с открытым воротом. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а черные глаза внимательно смотрели на Матисса. Ева надеялась застать его здесь и обнаружила, что улыбается, когда он поднял голову и увидел ее.

– Маркуссис, мадемуазель Умбер, прошу к нашему столу, – произнес Пикассо. – Разумеется, вы знакомы с мсье Матиссом.

– Я… мы не имели такого удовольствия. Но у меня есть тысяча вопросов, – с излишним рвением отозвался Луи, когда Пикассо встал и великодушно предложил Еве собственный стул. Луи на какое-то время остался стоять рядом с ним.

Взгляд Пикассо был устремлен на Еву, но Луи был слишком зачарован присутствием Матисса и не замечал этого. Вскоре Гертруда встала, но прежде чем она успела предложить стул кому-то из них, Пикассо быстро занял место рядом с Евой.

– Пожалуйста, мсье Маркуссис, возьмите стул Алисы. Я уже давно утомила этих двух джентльменов разговорами о своей книге. Уверена, они с радостью вернутся к обсуждению живописи. Пойдем, Алиса. Только что пришла Айседора Дункан со своим любовником, нам нужно поприветствовать их.

Они с Алисой отошли от стола. Ева ощущала невидимую энергию, пульсировавшую между ней и Пикассо. Это ее обеспокоило. Невозможно было сохранить ясность мыслей, когда он находился так близко. «Если бы он только знал об этом», – подумала она, стараясь собраться с силами.