Бенни понюхал воздух. Запах Внуков усилился. Интересно, Кошка тоже его чувствует? По ней не видно, а как спросить, он пока не придумал.

* * *

Итак, Эмиль видел в поле белую фигуру. Так сказала Молли. И как только она это сказала, Изабелла сразу поняла, почему она здесь оказалась. Ей было двадцать три, когда она впервые эту фигуру увидела. В первый и в последний раз, но после этого ждала и мечтала увидеть снова. Тогда она была не готова.

Готова ли она теперь?

Да. Теперь она готова.

Двадцать три… Изабелла как раз встретила симпатичного футболиста по имени Петер. Они провели вместе всего несколько ночей – ему надо было уезжать в Италию, где он играл в «Лацио». Конечно же, пообещали, что обязательно найдут друг друга… но все ее мысли были о карьере, и как раз в то время она достигла своей вершины. Тогда она не знала, что то вершина. Думала, очередной шаг наверх.

Летняя коллекция Н&М. Предстоял показ, потом большая фотосессия.

Она уже прошла по подиумам в Милане и Париже, попала на обложку «Фемины»… более чем заметная модель. Для того чтобы у нее было настоящее имя, не хватало нескольких последних штрихов – и этот показ летней коллекции «Хеннес и Мориц» мог многое изменить.

Для показа сняли салон «Бернс». Изабелла понимала, что значит для нее этот показ. Странное состояние: с одной стороны, она будто выпила стакан виски, с другой – редкостное обострение чувств. Стопроцентная собранность – и зыбкие, размытые контуры людей и предметов.

Она делила гримерную с тремя молодыми девушками из подтанцовки. Портнихи делали последние поправки в платьях, тех, что ей предстояло показать на подиуме, – каждое сшито в единственном экземпляре. Изабелла весело болтала и улыбалась, но, едва только чувствовала, что на нее никто не смотрит, исподтишка оглядывала комнату. Что-то было в этой гримерной… что-то, чего она не могла видеть… жужжание какой-то машины? Или в голове шумит?

«Нервы», – решила она.

Наконец все готово. Последний, совершенно ненужный стежок на талии, последний, тоже ненужный штрих гримерной кисточки – и она пошла к рампе.

Щелкающий монотонный ритм Destiny Childs чуть не рвал динамики и отдавался в голове глухими ударами. Survivor. Выживший. Она машинально мотала головой в такт и смотрела, как загибает пальцы помощник режиссера. Стояла за кулисой в полутьме, уже готовая к выходу, и не могла избавиться от мысли – что-то пропустила. Что-то важное.

Помощник дал знак – на выход.

Изабелла вышла на подиум. Именно та кошачья походка, какая и должна быть, именно та осанка, какой от нее добивались менеджеры. Все по высшему разряду – проход к краю подиума, остановка, небрежно упереть руки в бока, обязательные фотовспышки – и в этот момент она внезапно поняла.

Это то, о чем я мечтала.

Глаза адаптировались к яркому свету. Там, в конце зала, на проекционном экране светилась картина зеленого луга. Лето – под стать коллекции. Рядом с экраном – серебристый яйцевидный кемпер, добросовестно создающий иллюзию трехмерности. Смотрите, вот весенний луг, а на лугу – домик на колесиках.

Публика… контуры человеческих фигур, толпящихся у стойки с суши, у столиков с дармовыми бокалами рислинга и стопочками водки «Абсолют». Кое-кто рассеянно поглядывал на подбоченившуюся модель и тут же отводил взгляд.

Это то, о чем я мечтала?

Ритм внезапно замедлился, будто кто-то придержал пальцем виниловую пластинку, а потом и вовсе слился в тяжелый, болезненно отзывающийся в лобных пазухах гул. У нее помутилось в глазах, но мысль работала с четкостью часового механизма.

Я – предмет. Более или менее полезный предмет с одной-единственной функцией. Предмет, предназначенный для продажи других предметов.

Время замедлилось настолько, что Изабелла осознала – еще немного, и остановится. В глаза ударила очередная фотовспышка, нестерпимо защекотало в носу, во рту появился легко узнаваемый вкус крови. Она зажмурилась, с промелькнувшим удивлением заметила, что даже веки ее движутся в ультрарапиде, и погрузилась в темноту.

Когда она вновь открыла глаза, взгляд ее упал на экран. На зеленом лугу стояло странное существо, совершенно белое и неестественно тонкое. Оно двигалось к ней – странно… не шагало, а именно двигалось. Помахало рукой. Помахало, как обычно машут… во всем зале только его движения были естественны и непринужденны – все остальное застыло, как в игре «замри».

Иди сюда. Твое место здесь.

Это существо хотело, чтобы она к нему пришла. Не ее 90-60-90, не ее зовущий взгляд и великолепно очерченные губы. Не предмет, а она сама – Изабелла. Она засомневалась. Это приглашение из неведомых экзистенциальных глубин сразу рождало вопрос: А кто я?

Еще одна вспышка. Музыка словно дернулась и возобновилась в обычном ритме. Она вновь услышала гул толпы, а летний луг на экране оказался тем, чем он и был, – продуктом фотошопа, с ненатурально яркими, чуть ли не фосфоресцирующими цветами. Изабелла сделала заученный изящный полуоборот и пошла по подиуму, не обращая внимания на вялые аплодисменты.

В полумраке кулис помреж показал указательным пальцем на свои губы. Она провела рукой по лицу – рука в крови. Остаток показа пришлось провести с затычками для ушей в ноздрях. Слава богу, нашлись затычки телесного цвета.

Когда публика разошлась, Изабелла долго всматривалась в изображение на экране, но ничего особенного не увидела. Луг как луг. Потом проектор погас, экран свернули и унесли. А серебристый домик на колесах… она даже не заметила, как он исчез.

Шанс упущен.

Много раз потом она вспоминала этот вечер. Что-то ей предложили, что-то…

Твое место здесь.

…и это что-то было по сути своей совсем другой жизнью. Не жизнью предмета для показа, которую она считала своей. Когда ей стало известно, что рекламщики решили выбрать этническую линию – эскимосы и все такое, – для нее это стало еще одним подтверждением, что она сделала страшную ошибку, не вняв призыву. Впала в депрессию, ей выписали Ксанор. Очень скоро она позвонила Петеру и предложила приехать к нему в Италию.

Да, тогда она была не готова. А теперь готова. Десять лет Изабелла ждала и надеялась вновь увидеть это белое существо – и вот пожалуйста: ей предоставлен еще один шанс. Никто не скажет, что она не пыталась жить нормальной жизнью – вышла замуж, родила ребенка. Всеми силами старалась придать существованию смысл.

Не помогло.

И вот теперь она сидит рядом с Кариной и шарит глазами по пустому горизонту.

Твое место здесь.

Она готова сделать все что угодно, все, что от нее потребуют. Все, чтобы освободиться от жизни, но при этом продолжать жить.

* * *

Как-то раз Леннарт и Улоф уже сталкивались с подобным – внезапно спятил их сосед, Хольгер Баклунд. Схватил оба своих крупнокалиберных карабина для лосиной охоты, двинулся к коровнику Улофа и начал пальбу. Успел расстрелять пять отличных молочных коров, прежде чем Леннарту и Улофу удалось его уговорить – ласково и осторожно. В конце концов Хольгер, дико озираясь, бросил свои винтовки и зарыдал.