доставил в Гунгербург, Алексей взял клетку в одну руку, а за другую отправился с Миланой вниз по тропе к сосновому бору. Они шли и снова радовались тому времени, когда вместе, что хорошее не должно покинуть.

Они были уверены: что бы ни случилось, будут вместе навсегда. Настолько крепко было ощущение любви и свободы от всех преград, какие бы ни ждали в будущем. И даже ветер, колыхая верхушки гигантов-сосен и сбрасывая иглы с ветвей, напевал лишь о тёплой надежде и вселял уверенность духа. Мягкий под ногами ковёр то проминался зеленью мха, то похрустывал от попадающегося под ноги множества шишек, но и он намекал любящим сердцам лишь о хорошем: ждать бед не стоит, не зовите беды…

Вдохнув лёгкий морской воздух, дышащий вкусом смол, что просачивались из коры стволов, Алексей поставил клетку с птицами наземь. Перед его глазами и глазами вставшей рядом любимой расстилался морской залив. Они стояли на высоком холме и снова смотрели на песчаный берег и горизонт кажущейся нескончаемой воды…

— Солнышко ты моё, — обхватив милую, встал позади неё Алексей и ласково заговорил. — Мы обязательно, слышишь, обязательно должны обзавестись здесь дачей. Мы бы жили и в нашем имении, и приезжали бы жить сюда. Это необыкновенное место. Здесь воздух свободы, любви.

— Да, я себя чувствую, как дома, — вымолвила Милана, наслаждаясь в объятиях любимого и трепетно прижимая букет к груди. — У нас была здесь дача… Только я почти ничего не помню, ни о нашем времени здесь, ни о Нарве. А ведь родные места. Батюшка служил здесь. Имение наше потому тоже было недалеко, — вспоминала Милана и улыбнулась. — У нас всё будет, — уверенно сказал Алексей и, повернувшись, стал целовать её ладонь и ласкаться об неё щекой. — Родные места всегда останутся родными. Ты только верь, всё будет, родная. — Да, — нежно согрела его её улыбка, и они снова взялись за руки.

Продолжив путь к даче, где пока жили, они скоро вышли на пригорок и остановились. Видя, что у дома стоит карета, а вокруг собрались радостные лица, Милана воскликнула, узнав их:

— Ванечка! Татьяна Васильевна! — Милана? — в небольшом беспокойстве окликнул Алексей. — Ты подругам ещё не рассказала о нас? — Нет, — опустила она в смущении взгляд. — Не смогла ещё… Ругать будут. — А Ирине про Дмитрия сказала? Мучается он, хоть и умеет скрывать свои чувства. — Не желает она слушать. Стоит начать разговор, убегает, — с сожалением ответила Милана. — Я не смогу долго скрывать про нас от друзей, — покачал головой он. — Понимаешь? — Я понимаю, — согласилась Милана. — И я не смогу скрывать… от Ивана. — Ты простишь, если попрошу у него за нас? — Прощу, — улыбнулась вновь она и, сорвавшись с места, бросилась встречать брата, тут же кинувшись в его распростёртые объятия.

Иван кружил её и смеялся так же от счастья, как она. Любуясь этой прекрасной встречей, Алексей медленно приблизился и поставил клетку к ногам.

— Это что там? — с любопытством подошёл Сашка и, заглянув под платок, увидел двух, спокойно сидящих на жёрдочках, канареек. — Надо же! Уже обзавелись! — нежно улыбнулся он гордому в своём счастье Алексею. — Обзавелись, — хихикнул он и зашипел. — Тихо. — А мы за вами! — объявила Татьяна Васильевна, хлопнув радостно в ладоши. — Сразу, как отгуляете семик, возвращаемся в Петербург!

— Отчего такая спешка?! Семик уже завтра! — удивился Дмитрий, стараясь не обращать внимания на отворачивающую от него взгляд Ирину, которая в компании сестры тихонько стояла в стороне. — Ивану надо назад, Милану ждёт Катерино Альбертович в театре, а вас ждёт Михаил Михайлович. Сказано, надлежит быть в Петербурге и не выезжать. Вот, — протянула Дмитрию конверт Татьяна Васильевна. — Наконец-то! — воскликнул довольный Сашка. — Как я устал здесь сидеть! — Ванечка, — слышно позвала Милана брата за собой в сторону, когда доброжелательно улыбающаяся Татьяна Васильевна любезно понесла её букет в дом. — Мне надо поговорить с тобой.

Заметив их уход, Алексей коснулся плеча Сашки:

— Унеси птиц, поставь в спокойное место, я сейчас. — Он сейчас, — хихикнул тот ему вслед и послушно удалился с клеткой в дом, следом за Дмитрием, взгляд которого не отрывался от строк письма.

Удивлённые всему происходящему Ольга и Ирина не двигались с места. Многое беспокоило, тревожило и уже пугало предчувствиями о том, что жизнь вдруг решила меняться и не спрашивать, хотят ли они этого, выживут ли от подобных перемен, кого потеряют, как уберечь тех, кто ещё рядом и кто стал дороже…

— Что случилось, сестрёнка? — удивился Иван и недолго взглянул с нежностью глаз на стоявшую неподалёку милую ему Ольгу, на лице которой тоже была нежность, но полная глубокой печали. — Разговор есть, — не зная, как открыться брату, начала Милана.

Подошедший к ним Алексей взял её тут же за руку. Ему было уже всё равно, что удивлённые взгляды наблюдающих и вышедших вновь на двор друзей обращены теперь только к ним с ворохом вопросов. Глаза Ивана расширились ещё больше от того, что Алексей и его дорогая сестра пали перед ним на колени и опустили взгляды к земле. Послышавшиеся вздохи наблюдателей застыли, как и дыхание Ивана, и Алексей вымолвил:

— Благослови на венчание нас…

Воцарившееся молчание среди суеты весёлых вокруг птиц и летнего ветра длилось будто нескончаемо, пока перед глазами Ивана не оказалась вдруг икона. Феодосия Романовна, сияя такой же молодостью, как все они, протягивала ему икону и кивала:

— Любовь права. Благословенный счастлив. Пресвятая Богородица да поможет им.

Иван медленно перевёл взгляд с иконы на стоящих перед ним на коленях. Милана и Алексей взволнованно дышали. Глаза их дрожали искренностью крепкого чувства… Иван помнил, как Алексей искал Милану, что и как о ней говорил. Понимая чистоту любви, которая жила и в нём, он взял икону в руки. Он крестообразно повёл этой иконой в воздухе над склонёнными головами влюблённых и дал каждому поцеловать образ Богородицы…

— Благословенны будьте, верны и крепки в горе и счастье, — произнёс Иван и вернул икону не скрывающей слёзы счастья Феодосии Романовне. — Икона эта теперь для них, — тихо сказала она, унося икону в дом. — Оберегать на счастливые годы, — последовала за нею довольная от случившегося Татьяна Васильевна. — Ну, встаньте же, — махнул рукой Алексею с Миланой Иван, возвращаясь от своей растерянности. — Застали врасплох… — Прости, — поднялась Милана за руку с любимым. — Разреши и мне тебя теперь братом