повернулись, они вновь поняли, что и на этот раз были не одни. Гордо спрятав взгляды и пройдя мимо, Ольга и Ирина удалялись назад, к дому, но, обернувшись, остановились. Милана, медленно встав перед вышедшим к ней Алексеем, нежно ему улыбнулась…

— Вы хоронили их, кукол? — спросил он. — Да, — хихикнула она. — А через десять дней воскрешение и праздник. На удачу молимся. — Знаю, — улыбался Алексей. — И я скучаю по нашим прогулкам, а ваши подруги… — Нет, — перебила Милана, став вдруг строгой. — Поищите иных девиц для забав, барин, и друзьям вашим о том передайте! — Каким неосторожным жестом или словом я обидел вас? — опешил Алексей. — Неужели за всё время вы не распознали, что и в мыслях нет дурного?

Но Милана сорвалась с места и, убежав к ожидающим подругам, ушла с ними к дому.

Оставшийся Алексей простоял ещё некоторое время. Он обратил взгляд к заливающемуся в небе закату и ещё совсем светлому вечеру. Медленно развернувшись и пройдя между редкими зарослями сосен, он вышел на мелкий песок, укрывающий широкий берег, который, как казалось, простирался далеко-далеко…

Шелест спокойных волн, нежный прохладный ветер, искрящаяся вода — звали к себе подойти. Вдыхая морской воздух и снова вспоминая годы плаваний, Алексей сел на песок и углубился дальше в свои мысли…

35

Простояв у окна всю ночь, Милана прислушивалась к ночной тишине в доме, но ни шороха, ни шагов чьих. Она дождалась розовой вуали зари и, накинув на плечи шаль, босиком поспешила к высоким соснам, откуда, как она и знала, так и не вернулся Алексей. Полная тревоги, она пробралась на невысокий холм и остановилась.

Алексей сидел на берегу и, перебирая руками песок, пересыпал его из руки в руку. Наполнившись радостью, Милана медленно стала приближаться к воде и встала немного в стороне от него, заметившего её появление…

Он молчал. Она молчала. Только его взгляд неотрывно следил и был полон ласковой улыбки. Смущаясь, опуская взгляд под ноги, Милана бродила по пене осторожно набегающих волн.

— Стыдиться чувств, как глуп, смешон, как беспощадны все желанья, — нежно стал говорить Алексей. — Но лишь тебе, тебе одной я посветил бы век скитания. Не чужды мне сладкие мысли. Мне дорог взгляд твой, тепло рук…. твой плавный шаг…. голос невинный. Я гибну от невольных мук… Когда б надеждой одарила, я б полетел достать с небес и солнце, и луну, и звёзды…. но что они с тобой в сравненьи? Лишь только бред. Один лишь бред!.. Я б посадил сады весною, чтобы цвели лишь для тебя, чтобы и летом, и зимою поведали бы про меня…. про то, что жизнь моя без смысла, коль жить мне надо без тебя;… про то, что во всех моих мыслях тебя лишь берегу…. любя… Как рассказать тебе о чувствах?… Расскажет пусть зима моя, расскажет пусть и пусть покажет, что я томлюсь среди других, что имя мне твоё — молитва, молитва… до скончанья лет моих…

Милана остановилась и слушала ласковую речь приблизившегося Алексея, столь милого ей, так ласкающего душу и слух, особенно сейчас… Что это было — признание или просто чтение — она не понимала, но, когда он смолк, то глаза их были уже очень близко друг к другу, дрожа в нежности взглядов, откуда стали проглядываться и капельки счастливых слёз.

Опустив в смущении взгляд, Милана не могла вымолвить и слова от переполняющего трепета. Несмело прикоснувшись к её подбородку, Алексей осторожно вернул взгляд к себе и так же осторожно обвил талию рукою. Ничего не говорили друг другу… Не смели и вздохнуть от громко и радостно забившихся сердец… А губы сами приблизились и… сомкнулись… в крепкий, долгий поцелуй…

Я знаю, что прождал бы я ещё, Что даже если бы и не пришла ты, Я сохранил бы в сердце всё равно Одну тебя и лишь твоих очей сиянье.

Ты здесь, ты всё-таки пришла однажды, И я целую губ твоих тепло. О сладостен мне этот миг надежды, Хоть и разлука будет бить в окно.

Пускай пока не ясен день вначале, И что беды рука висит над головой, Но ты со мной, и я поверил в счастье, Что не уйдёт, что не простится уж со мной.

Я поспешу наречь тебя своею, Я осмелею и женой назвать посмею. Досужи домыслы и сплетни зеваков. Мне всё равно… С тобой я не робею.

И только лишь пройдя весь путь земной, Ты вдруг оглянешься и убедишься снова, Что я отдал себя тебе, моей родной, Что не пустил я к нам ни горсти сора.

Пылко прижимая к себе и смелее даря поцелуи любимой, Алексей был тут же оттолкнут. Милана убежала. Спрятавшись за стволом одной из сосен, она пыталась чуть успокоить участившееся дыхание от пришедшего счастья…

— Снова хочешь исчезнуть от меня? Не теперь, — выглянув из-за соседней сосны, произнёс Алексей и заулыбался от отвернувшейся в счастливой улыбке так сильно смутившейся милой. — Моя теперь, скажу я смело… Простишь? — Прощу, — тихо вымолвила Милана, не смея взглянуть в глаза милого. — Женою звать отныне буду… Простишь? — подошёл он ближе, а она, прильнув к сосне, хихикнула: — Столь скоро, барин? — Тебе не был барин и не буду. Ты — моя госпожа, — ласково сказал он, поцеловав в разгоревшуюся щёку. — Все годы бегал за тобою… Не исчезай теперь… — Не исчезну, — заблестели полные искренности её глаза, и Милана вновь оказалась в объятиях милого. — Вы застрелитесь, если будете знать о тоске и… к вам…

— Не застрелюсь, — впился он в её губы жарким поцелуем.

Оставаясь вместе, гуляя на берегу и не в силах более скрывать чувств, они снова и снова соединялись в огне поцелуев, пока, опустившись на песок, и вовсе не забыли обо всём вокруг… Первое посвящение друг другу… Первое торжество не только душ, но и… тел…

36

Дочитав полученное письмо и оставив его на столике, накрытым к чаю, Дмитрий сел в кресло рядом. Недовольно уставившись на послание, Сашка покачал головой и отошёл к окну:

— Где его чёрт носит? Каждый день с утра куда-то исчезает