Неожиданно Маша услышала громкий лай. Какая-то собачонка, одна из тех, что упорно сопровождают торговые караваны, решила доказать свою смелость и бросилась к чужим занервничавшим от ее лая лошадям. Они испуганно вздрогнули, попятились, налетев задними ногами на повозку, и, почуяв, что растерявшийся ямщик распустил вожжи, с необыкновенной силой устремились вниз с горы. Антон и ямщик тут же слетели с облучка. К счастью, постромки у пристяжных оборвались, и теперь вниз мчалась одна лишь коренная, увлекая за собой повозку, в которой сидела помертвевшая от страха Маша. Однако эта бешеная скачка продолжалась недолго. Запутавшись в поводьях, коренник на полном ходу завалился на бок, сани встали на попа, но обломки оглобель задержали их падение, и они не перевернулись вверх полозьями.

Те немногие чемоданы, что были с Машей в повозке, завалили ее, и она уже задыхалась под ними, не и состоянии расстегнуть фартук и выбраться наружу. Внезапно она услышала шаги возле повозки и принялась звать на помощь, думая, что это Антон и ямщик догнали ее. Но это были не они. Подошедший сказал что-то на непонятном ей языке, и в следующее мгновение Маша почувствовала, что чемоданы соскользнули с нее и она может свободно дышать — человек этот был, вероятно, необыкновенно силен, потому как без особых усилий поднял экипаж и поставил его на полозья.

Маша выглянула наружу и увидела невысокого узкоглазого человека в рысьем малахае и нагольном полушубке, смотревшего на нее с непомерным удивлением. Девушка попробовала спросить его о чем-то, по инородец продолжал глядеть на нее с недоумением, и она поняла, что он ни слова не понимает по-русски. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом человек улыбнулся и махнул рукой в сторону обступившего их дремучего леса. Маша оглянулась и увидела на обочине запряженную в розвальни лошадь. На санях возвышался воз соломы. Мужик, очевидно, ехал по своим делам, когда увидел, что она в опасности, и тут же поспешил на помощь.

Не думая о том, что она сейчас одна с глазу на глаз с совершенно незнакомым ей человеком, Маша торопливо достала из туго набитого деньгами портфельчика две ассигнации по двадцать пять рублей и протянула их своему спасителю. Тот взял деньги, радостно сверкнув при этом узкими глазками и улыбнувшись щербатым ртом, несколько раз поклонился Маше, кивая головой, словно китайский болванчик, и не уставая повторять при этом: «Чахсы, хыс, чахсы! Улуг алгыс сирерге, абахан!»[29].

Густой туман постепенно затягивал низину, и Маше снова стало страшно. Надвигалась ночь, а она по-прежнему была один на один со споим спасителем, к тому же она стала замерзать, но слуги так до сих пор и не появились. Она не знала, что с ними, живы ли Антон и ямщик с ее повозки, и куда вдруг подевался второй экипаж, в котором ехал Михаила.

Маша пододвинула к себе муфту, потом накинула шнурок от нее на шею и нащупала в ее теплых глубинах пистолет, что придало ей чуть больше храбрости.

Наконец она услышала громкие крики и увидела вторую повозку. Антон и Михаила на ходу соскочили с нее и бросились к хозяйке, радостные, что видят ее живой и здоровой.

Оказывается, вторая тройка понесла вслед за первой. Ямщик и Михаила тоже свалились с козел, а лошади примчались на следующую станцию, в трех перстах от места крушения.

Люди Маши с трудом добрались до нее, наняли новых лошадей и вернулись разыскивать спою хозяйку.

Доехав до станции, Маша решила остаться здесь на ночь, чтобы опомниться от испуга, привести себя в порядок и набраться сил перед последним броском до Иркутска.

Прошел ровно месяц с того дня, как Маша покинула Санкт-Петербург. На противоположном берегу Ангары лежал перед ней Иркутск — торжественно-спокойный, как и подобает столице огромного и богатого Восточно-Сибирского края.

Соборы, монастыри, утонувшие в садах дома… Множество домов, море деревянных крыш, над которыми поднимались столбы дыма. Над деревьями, покрытыми пушистым инеем, кружились вороны… Но это там, за Ангарой. А здесь, на левом берегу, со всех сторон девушку обступили настоящие корабельные сосны — высокие, прямоствольные. Почти до самой вершины стоят они без сучьев, а пышные свои кроны вознесли под самое небо. Их стройные стволы позолотило утреннее солнце, плотный, настоянный на смоле воздух щекотал ноздри. У самых ног Маши бойко прыгали воробьи, а на кусте калины она увидела веселую стайку красногрудых снегирей.

Девушка вдохнула полной грудью морозный воздух и улыбнулась. Слава богу, самая трудная часть ее пути позади. Она перекрестилась, но тут же беспокойство вновь овладело ею.

Соизволит ли генерал-губернатор Муравьев, говорят, человек права гордого и решительного, пропустить ее дальше?

Он тут царь и бог в одном лице, и если что-то ему не понравится, то не видать ей Тсрзиискнх рудников как своих ушей.

Но она решила не гадать попусту и приказала ямщикам ехать дальше.

Солнце светило вовсю, когда они переезжали через Ангару, по по-прежнему стоял сильнейший мороз, лед под полозьями слегка потрескивал, слева от наезженной дороги парила огромная полынья…

В Иркутске Маша велела ямщику задержаться у первой же церкви, какая окажется на их нуги.

Сани остановились около небольшой деревянной церквушки, и Маша попросила встретившего ее молодого священника отслужить благодарственный молебен по случаю завершения ее тяжелого пути и добавила, что хочет помолиться за своего жениха, государственного преступника, отбывающего каторгу и Сибири.

Отслужив молебен, священник пошел провожать Машу до выхода, и на крыльце они встретили высокого, худого и совершенно седого человека. Незнакомец вежливо кивнул Маше, поздоровался с батюшкой и прошел в церковь. Священник низко поклонился ему, а потом тихо прошептал Маше:

— Это князь Луиевский, из тех самых, которые 14 декабря на Сенатской площади… Теперь он в городе живет, а раньше в Нерчинских заводах каторгу отбывал. Там и жену похоронил… Я те места часто посещаю, молебны служу.

— Скажите, — спросила Маша священника, — а на Терзинских заводах вы бывали?

— А как же, бывал, и не раз, — ответил он и с любопытством посмотрел на девушку. — Неужто вы туда следуете?

— Там сейчас мой жених, и я еду, чтобы выйти за него замуж.

— Постойте, постойте, — перебил ее священник и просиял от удовольствия, — кажется, я знаю, кто вы. Вы невеста князя Гагаринова, и он уже извещен о вашем приезде! Но он ждет вас только к весне. Представляю его радость, когда вы появитесь намного раньше.

— Вы действительно убеждены, что он ждет меня? — спросила Маша с недоверием. — Он что-то говорил вам обо мне?

— Конечно, и хотя мы общались совсем немного, князь успел рассказать мне, что его невеста — прекраснейшее и нежнейшее создание, и он восхищен ее решимостью пойти против воли отца, родных, чтобы только выйти за него замуж.