— Аравиг! — позвал Эйрих.

Тысячник, ответственный за материальное обеспечение войска, вышел из-за телег обоза с будущими визиготскими трофеями.

— Чего хотел? — спросил он.

— Как мы уйдём, сразу ведите обоз вслед за нами, — приказал Эйрих. — Бросите его на полпути до Драва, прямо на дороге. Коней распрячь и забрать с собой, уронить какие-то ценности, будто бы уходили в спешке. Пусть стоят только телеги.

— Не знаю, зачем тебе это, но ладно, — пожал плечами Аравиг.

Оставлять такое богатство врагам — это волевое усилие для любого простого обывателя, но не для Эйриха, который не простой и не обыватель.

— Проследи, чтобы Эрелиева ушла за остальными и не совершила никаких глупостей, — приказал Эйрих Аравигу. — Будет жаль потерять её так глупо.

— Прослежу, — пообещал тысячник и исчез в обозе.

Эйрих встал во главе походной колонны, рядом с пятью десятками избранной сотни, выделенной отцом для охраны его безопасности.

— Вперёд, — приказал он.

/8 июля 409 года нашей эры, Провинция Паннония, переправа через реку Драв/

Как и планировал Эйрих, они успели к переправе визиготов. То есть, он переоценил их скорость, потому что видно, что войско Алариха только в самом начале переправы — видно только тысяч шесть воинов, занявших оборонительную позицию на восточном берегу.

Аларих не дурак, поэтому выставил достаточное, по его мнению, охранение. Место является очевидной уязвимостью, понятной каждому полководцу, помимо тех, что страдают слабоумием. Рейкс визиготов был не из таких.

О приближении вражеского войска визиготы уже знают, потому что всех дозорных оперативно истребить остготам не удалось. Начали они хорошо, Эйрих даже принял личное участие, что сильно не понравилось Эбергару, командиру полусотни избранных. Тем не менее, претор застрелил восьмерых визиготов, спешно бежавших оповестить основные силы о приближающейся угрозе. Успешно выполнил задание лишь один дозорный, но сделал это относительно поздно, когда скутаты были в часе хода до реки. Эйрих приказал форсировать марш, потому что счёт пошёл на минуты. Каждый шаг, сделанный слишком медленно, выльется в дополнительные потери в предстоящем бою.

Узнав о врагах, Аларих начал срочную отправку через мост дополнительных воинов, но старые римляне сэкономили на строительстве или не планировали слишком большого товаропотока через эту переправу, поэтому мост пропускал не так много воинов, как хотелось бы Алариху.

Легионеры, запыхавшиеся от интенсивного бега, осложнённого тем, что на каждом из них особые сумы, содержащие по полтора десятка дополнительных плюмбат, выстроились в атакующий боевой порядок.

— В атаку! — скомандовал Эйрих, уже оценивший диспозицию. — Эквиты — за мной!

Он счёл расклад сил приемлемым, поэтому не стал долго думать и взвешивать риски. Риски приемлемы, Аларих застигнут врасплох, с этим можно работать.

Легионеры двинулись на выстроенное перед мостом визиготское войско, готовясь к ожесточённому сопротивлению элитных воинов Алариха. Примечательно, что несколько десятков богато одетых всадников покинули восточный берег, поехав наперекор идущей по мосту массе воинов.

Против остготского легиона выступает, примерно, восемь-девять тысяч противников, подавляющая масса которых облачена в кольчуги и вооружена мечами — показатель того, что Аларих перевёл на этот берег лучших своих воинов.

«Не плохо, но и не хорошо», — подумал Эйрих, берущий контос наизготовку.

Пришло время испытать его идею, возникшую во время битвы против маркоманнов. Удар конницей с контосами прямо в лоб боевого построения противника.

Контосы, коими вооружены эквиты Эйриха, имели длину в три пасса, (1) что длиннее, чем обычное пехотное копьё, имеющее длину, в основном, где-то не более пяти локтей, что в два раза короче. Это значит, что если враги не будут снабжены эквивалентной длины пиками, то дела их будут очень плохи.

— Это плохая идея, претор!!! — заорал вслед Эйриху командир полусотни избранных. — Я доложу твоему отцу!!!

Эйрих проигнорировал выкрик, встроился в боевой порядок всадников и полностью сфокусировался на противнике.

А враг перестроился для встречи, кто-то начал подавать неудачникам, оказавшимся целью для удара, какие-то копья, но это уже ничего не меняло.

Эквиты, выстроенные в ударный клин, соприкоснулись с кажущейся неуязвимой стеной из визиготских воинов.

Раздался треск древесины, а затем контос Эйриха пронзил выкрашенный охрой круглый щит, после чего пробил тело воина, выпучившего глаза в ужасе, прошёл дальше и смертельно поразил не готового к такому развитию событий следующего воина, но без сквозного пробития. Всё это заняло мгновение, запечатлевшееся в сознании Эйриха яркой статичной картиной, после чего Инцитат сбил стоявшего слева воина и контос преломился почти у руки.

Конь раздавил нескольких бедолаг, а Эйрих, чувствующий себя в собственной стихии, с жестокой улыбкой извлёк щит из крепления, илд из ножен, после чего начал неистово рубить врагов.

Удары по нему, пока что, не наносились, уж больно ошеломлены оказались вражеские воины, поэтому он бил сам, пока есть такая идеальная возможность.

Визиготские воины, полностью лишившиеся строя, смешавшиеся и пока не обретшие воли начинать бой, в первобытном ужасе смотрели на оказавшихся так близко всадников, некоторые из которых так же были потрясены.

Тяжёлый меч Эйриха попадал по защищённым шлемами черепам, выводя врагов из строя сокрушительной мощью, деформирующей каркасные железяки словно мокрую глину.

Остальные эквиты также продвинулись очень далеко вглубь строя врага и сеяли смерть всем, кому не повезло состоять именно в этом подразделении.

А на фоне уже приближались легионеры.

— Отступаем! — приказал Эйрих, когда вдруг увидел, что выехал в пространство за бывшим вражеском строем.

Эквиты развернулись и начали отступать, проезжая по бездыханным и не таким уж бездыханным телам.

Потери были… на удивление, незначительными. Когда они полностью покинули место произошедшего столкновения, Эйрих примерно подсчитал нехватку лишь пятнадцати-двадцати всадников в окружающем его отряде — это было неожиданно приятно, что такой со всех сторон экстремальный удар показал себя невероятно эффективным и причинил всадникам такие смехотворные потери.

Обычно, насколько помнил Эйрих, такой удар — это признак отчаяния полководца. Как правило, неизбежно гибнут кони, а вместе с ними всадники, а ущерб при этом наносится не такой, какого хотелось бы.

Сочетание монгольского седла, позволяющего вшить в него крепкий ток, а также самого удара из тока да ещё и очень длинным контосом — вот в чём причина такого феноменального результата. Если бы кто-то сказал Эйриху, что вообще возможно пробить одного одоспешенного воина со щитом, а затем убедительно пронзить следующего, он бы посмеялся. Он и посмеивался, когда слышал такое от воинов, что участвовали в битве против маркоманов, но больше он над этим посмеиваться не будет, потому что сам стал свидетелем такого события…

— За мной! — приказал он, выводя Инцитата во главу строя.

Брошенный через плечо взгляд открыл ему вид на великолепную картину, в которой визиготские воины, пронзённые контосами и истоптанные копытами, лежат посреди зелёной травы, а на их место спешно перемещаются другие воины, которые отчаянно не успевают. Легион уже близко.

Град из тысяч марсовых колючек обрушился на вражеское построение, выполненное в классическом «варварском» стиле: сплошная ровная стена из воинов со щитами, одинаково неуязвимая по всей протяжённости. Но, как показала практика, уязвимая для достаточно решительной конницы, снабжённой контосами.

А на том берегу реки царила оживлённая неразбериха. Аларих, видевший всё происходящее, отдал команду собрать копейщиков, судя по тому, кого именно начали выводить поближе к мосту. Это оперативное действие, имеющее под собой разумное основание, ведь может показаться, что лучшие его воины не сумели удержать натиск всадников только по причине того, что у них не было копий…

«Не буду развенчивать это полезное заблуждение», — решил для себя Эйрих.

Нет, рано или поздно, после серии битв против остготов, кто-то догадается, что всё это значит, кто-то всё проверит и разберётся, а кто-то даже использует сам. Например, Эйрих уже знал, что у гуннов стало популярно седло «его авторства», называемое ими не иначе, как «готское седло» — они прирождённые кочевники, поэтому не гнушаются брать у соседних народов действительно полезные вещи. И удар из тока они, волей-неволей, тоже раскроют, потому